— Вроде злитесь, но... — осекаюсь, когда по кончику пальца скользит горячий язык.
От неожиданности одергиваю руку.
— Боишься? — чувствую, как теперь его хриплый голос отдаётся вибрацией не только на подушечках пальцев, но и во всем теле.
Похоже, я наконец догадываюсь, что это за чувства...
— Н-нет, — выдыхаю прерывисто, и чувствую, как меня трясёт в противовес ответу.
Его дыхание совсем близко. Вкус этого мужчины воспоминаниями собирается на языке. Рот наполняется слюной, словно в сознании всплыло нечто очень вкусное.
— А зря, — выдыхает он, касаясь моих губ своими, и продолжает говорить в мой приоткрытый рот: — Это нечто животное, невеличка. Хочу тебя до одури.
Из моего горла вырывается невольный стон, скорее похожий на нервный выдох. Будто весь воздух из легких выкачали одним словом.
Хочет. И ведь сейчас он абсолютно трезв.
Как же я хочу его сейчас видеть. Хочу видеть, что говорят его глаза. И помнить, какого они цвета.
Но все это растворяется, когда мой рот оказываются в плену жадных губ. На затылок ложится тяжёлая ладонь. До боли сжимает мои волосы, вынуждая сдавленно пищать.
Свободной рукой Глеб подтягивает мои бёдра, прижимая меня к себе. Он меня действительно хочет. Значит, весь этот двойной подтекст в каждом его действии мне не мерещился? И это не было просто пьяным бредом?
Нерешительно касаюсь кончиками пальцев мощной шеи. В мой рот врывается удовлетворённый рык.
Но я тут же вздрагиваю, слыша, как за стеной щёлкает замок входной двери.
— Но связываться с инвалидкой — это слишком даже для меня...
Глава 4ГЛЕБ
Еще секунду гляжу в огромные невидящие глаза, наполняющиеся слезами. Отшатываюсь.
Я же только хотел держаться подальше! Зачем гадостей-то наговорил? На кой хер поцеловал?! Дьявол!
Что ж, во всяком случае, я оттолкнул ее достаточно. Даже перегнул. Но раз у меня нет сил устоять перед ней, то может у неё хватит. Я только что дал ей эту силу.
Тяжело дыша, исподлобья наблюдаю, как девчонка торопливо пытается сбежать из кухни. Дрожащими пальчиками по стене скользит.
Вынуждая меня податься вперёд, налетает на домработницу, что явилась в самый неподходящий момент, резко отрезвив меня. Или подходящий. Останавливаю себя. Я ж вроде решил, что не нянька.
Хмурюсь, чувствуя неприятный осадок в душе. Будто я совершил сейчас что-то непоправимое. То, о чем потом могу крепко пожалеть.
— Что ты творишь? — ворчит Надежда. — Слепая ведь, а не полоумная! Куда так несёшься?
— Простите, — слышу слёзы в голосе Ани, хоть она и пытается не всхлипывать.
Запускаю пятерню в волосы. Так стиснул зубы, что кажется сейчас потрескаются. Воротит от самого себя! И от неё, жалкой такой!!!
Что за урод?!
Забей! Займись своим делом!
— Доброе утро, Глеб Виталич! — завидев меня, домработница резко меняет интонацию. — А я чуть пораньше решила прийти! Вы ж поговорить хотели.
Принесла нелегкая...
Проводив девчонку взглядом, переключаю внимание на домработницу:
— Я вроде уже по телефону все сказал. Ещё раз подобное повторится — уволю!
— Так, а с девчонкой, что прикажете делать? — вкрадчиво интересуется женщина.
Хлопает дверь, вынуждая домработницу подскочить на месте и покоситься в коридор.
Закатываю глаза:
— Накормить. И оставить в покое, — велю я, немного подумав.
— Как оставить? Тут?
— Хочешь к себе забрать? — я скептически приподнимаю бровь.
— Вот ещё! Только мне и не хватало обузы! В малюсенькой квартирке! Где мы с дочками ютимся! Ой, скажете, — усмехается Надежда.
А я щурюсь недобро. Значит я не один такой недовольный подобным сюрпризом в своём доме?
— Сдали бы ее в приют. Есть же какие-то интернаты для калек, — советует добродетельница.
На секунду представляется, как я высаживаю ее беспомощную у пошарпанных деревянных дверей интерната, и уезжаю.
До боли сжимаю кулаки.
— Сначала надо узнать, что к чему, — шиплю сквозь сжатые зубы. — А потом решу, как поступить.
Домработница неопределенно пожимает плечами:
— Хозяин-барин, — и удаляется из кухни.
Перевожу взгляд на край двери, что виднеется из кухни. Девчонка так ею шарахнула, что первым порывом было ворваться в комнату и напомнить, что она здесь тихая неприметная, — и к тому же незваная, — гостья. Но чувство, что я уже и без того совершил непоправимую ошибку не позволяет мне сделать и шагу. Все что остаётся, продолжать стоять среди кухни, зло сжимая кулаки.
Сам не пойму, чего так вскипятился. Обычно я на самообладание не жалуюсь. А сегодня просто крыша едет.
Долго так стою, продолжая пялиться на запертую дверь. В коридоре мелькнула Надежда, и скрылась в дальнем углу коридора. Должно быть, отправилась стирку запускать.
Едва не вздрагиваю, когда телефон на столе неожиданно начинает вибрировать. Привык, что часы о разного рода звонках заранее оповещают. Тянусь за телефоном.
Боковым зрением замечаю, что гипнотизируемая мною ранее дверь открывается. Аня неторопливо крадётся по коридору, будто прислушиваясь. Заплаканные блуждающие глаза вызывают во мне новый приступ отвращения. Девочка останавливается на входе в кухню и начинает щупать часы на запястье.
Сбрасываю звонок на телефоне, даже не глянув на экран. Аня что-то облегченно бормочет себе под нос. Всхлипывает, трёт раскрасневшийся нос тыльной стороной ладони и продолжает красться в кухню.
А я почему-то в стену вжался. Стою неподвижно. Боюсь даже дышать.
Не хочу ее сейчас видеть. Хотя почему «сейчас»? Вообще не хотел бы знать ее. Не желаю сталкиваться с ней. Ни в своём доме, ни где бы то ни было еще. Однако продолжаю стоять и следить за ее неловкими манипуляциями.
Скользя тонкими пальчиками по изумрудно-зелёной стенке, осторожно добирается до плиты. Ловит пальцами край столешницы. Нащупывает второй справа регулятор и выключает огонь под молочником.
Точно. Она приняла вибрацию часов за таймер. Надо бы отключить синхронизацию с телефоном, чтобы всякие звонки не сбивали ее с толку.
Водит рукой над конфорками, явно желая убедиться, что газ выключен. Разворачивается, норовя убраться из кухни так же тихо, как пришла. Но почему-то замирает, остановившись спиной ко мне.
