– Ты уверен, что его прятали?
– Я велел осмотреть госпиталь крестоносцев – там видели Зородьяра. Во дворе мои аскеры нашли битые камни, которые были стенными блоками, в подвале, в углу мы обнаружили грубо заделанную нишу. Кто-то вытащил там камни, но неумело, разбив их. Времени аккуратно исправить кладку у него не было, поэтому вместо блоков он вставил какой-то обломок, вроде тех камней, которыми евреи закрывают своих мертвых в пещерах. Наверное, с кладбища и привез. Обломок грубо замазан раствором, даже самой плохой каменщик сделал бы лучше. Но Зородьяр – рыцарь, стены класть он не умеет.
– Вы достали камень?
– Да. В нише ничего не было. Зородьяр приезжал сюда не затем, чтобы прятать…
– Мне трудно поверить, – медленно сказал Имад. – Оставить казну в сдавшемся городе…
– Франки знали, что мы обыщем сумки пленных. Просто раздать людям деньги, чтобы каждый вынес на себе понемногу, означало признать: они предали христиан в рабство из-за золота. Зародьяр прибыл в Иерусалим с повозкой. Зачем? Рыцари путешествуют верхом… В повозке сидел мальчик, переодетый женщиной. Для чего? Чтобы охрана не стала осматривать! Золото было внутри! После боя с отрядом Селима франки бросили повозку. Это легко объяснить. Повозка едет медленно, а у них появились свободные кони, на которые легко перегрузить казну…
– Ты умен, армянин! – процедил Имад. – За это я возвысил тебя. Но сейчас я не могу думать о золоте. Увез его Зародьяр или нет, мне нужны головы убийц брата!
– Юсуф идет по следу франков.
– Отставая на два дня!
– Настигнет. Зородьяру деваться некуда. Все крепости в округе в наших руках, города на побережье осаждены войском султана. В Сирию или к персам он не двинется, если не хочет смерти. У госпитальеров осталась одна крепость, где они могут защищаться – Крак. До него десять дней пути по торной дороге, но Зародьяр ею не пойдет – легко перенять. Станет пробираться горными тропами. Это долго…
– В горах легко устроить засаду.
– Юсуф будет осторожен, он знает, за кем гонится. Франков втрое или вчетверо меньше, Юсуф определил это по следам. Он догонит. Но я предусмотрел все. Готова сотня, которая пойдет кратким путем наперерез. Зородьяру не миновать Тивериадского озера, где мы его и встретим. Там лежат кости его братьев по вере, лягут и его.
– Я поведу эту сотню!
– Султану не понравится, господин! Нельзя эмиру оставлять город в такое время.
– Кто поведет?
– Я!
Эмир впился взором в лицо евнуха. Тот не отвел взгляда.
"Ты не слишком горюешь о смерти Селима, – думал Ярукташ, глядя на господина с устоявшейся на лице маской преданностью. – Вас было двое братьев, молодых, жаждавших богатства и власти, и готовых при случае затоптать друг друга. Если ты любил своего брата, то почему держал в отдалении? Почему послал его в христианские селения собирать подать в военное время с десятком всадников? Селима убил Зародьяр, но это мог сделать другой. Тебе не нужен рядом сильный соперник, даже если это брат… Тебе, конечно, требуется голова Зародьяра, Саладин за нее одарит милостями. Но не надо мне говорить, что не думаешь о золоте. Султан смертен, а золото вечно…"
– Почему ты хочешь ехать сам? – спросил Имад.
– По моей вине Зародьяр покинул Эль-Кудс беспрепятственно, – склонил голову евнух. – Я виноват в том, что он повстречал на своем пути твоего брата и убил его. Я мог это предотвратить, но не сумел. Дай мне возможность искупить вину! Я принесу тебе голову Зародьяра и его казну!
– А если не принесешь? – ощерился Имад.
– Тогда ты сам выберешь мне наказание. Я приму его со смирением.
– Ты говоришь, как христианин.
– Разве правоверный не должен смиряться перед лицом господина?
Имад не ответил. Встал, подошел к богато украшенному инкрустацией столику, взял тяжелый пергаментный свиток.
– Поклянись на Коране!
– Клянусь! – Ярукташ поцеловал свиток и приложился к нему лбом. – Да упадет на меня кара Аллаха, если я обману своего господина! Да не будет для меня ни света, ни дня; не будет воды, когда возжажду, не станет пищи, когда взалкаю, пусть вытекут мои глаза, сгниют и отвалятся члены, пусть побьют меня камнями или повесят на дереве. Омман.
– Ты поклялся, армянин! – сказал Имад, забирая свиток. – Теперь не медли…
* * *
Стража выскочила из-за скалы на повороте, и, нахлестывая коней, понеслась навстречу отряду. Юсуф натянул поводья. Старший из стражников подлетел к нему во весь опор и лихо становил жеребца.
– Они ночевали в селении, близко отсюда, – торопливо выпалил стражник. – Ушли на рассвете. Совсем недавно. Можно быстро догнать!
Юсуф никак не отозвался на мольбу, прозвучавшую в голосе мамлюка.
– Сколько их? – спросил неторопливо.
– Одиннадцать мужчин и одна женщина.
– Женщина? – удивился сотник.
– Молодая, лет пятнадцати. Старуха, у которой она ночевала, сказала, что девственница.
– Как старуха определила? – усмехнулся Юсуф.
– Женщина попросилась помыться, старуха сама натирала ее тряпкой в лохани. Разглядела… Еще старуха сказала, что девственница из обычных поселянок: говорит просто, руки у нее привычны к работе. Но платье дорогое.
– Кто купил ей это платье? С кем девственница возлегла ночью?
– Ни с кем – спала со старухой. Возле нее крутился какой-то молодой франк, но старуха его прогнала.
– Пусть так. Что разузнал о мужчинах?
– Четверо из одиннадцати – франки. Остальные – туркополы. Старшего из правоверных зовут Сеиф…
– Сеиф здесь! – ощерился Юсуф. – Давно не виделись… Продолжай!
– Командует всеми пожилой франк, высокий и крепкий. Под левым глазом – шрам лапкой от стрелы…
– Зародьяр… Как вооружены?
– Как на битву. У каждого кольчуга и панцирь, меч, копье. У туркополов – луки, у франков видели арбалет.
– Кто видел?
– Мальчишка возле них крутился, я поговорил с ним…
– Надеюсь, мальчик после этого выжил! – усмехнулся Юсуф. – Как и старуха… Франки отбирали еду у поселян или платили?
– Платили.
– Чем?
Стражник помялся, но нехотя достал из-за пояса монету.
– Целый безант! – причмокнул Юсуф, разглядывая желтый кружок. – Он щедр. Или золота у него много.
"Не безанты ли он прятал в повозке?", – подумал сотник. Под жалобным взглядом мамлюка он спрятал монету в кошель. Спросил строго:
– Какую еду они взяли в селении?
– Что здесь можно взять? – пожал плечами стражник. – Бедное село в горах, даже хлеба нет. Одна вяленая козлятина.
