На миг в комнате повисает молчание, первым его нарушает Эрик:
— Здесь, в замке. Я впервые за долгое время подумал о том, что могу навредить Шарлотте. Поначалу это была просто легкая мысль, но потом… — Он обрывает фразу, не договорив, но всем нам и так ясно, что было потом.
— Мой ответ — за ужином, — произносит Анри. — Но Винсент пришел ко мне сразу после портального перехода, мы говорили о Луизе, и о том, что он боится ее потерять.
Я впервые задумалась о том, что наша семья рушится, когда мы вышли на заснеженный берег перед замком. Вот оно!
— Портальные переходы! — говорю я. — Могло это активировать заклинание?
— Возможно, — произносит Эрик. — Но…
— Но?
— Маловероятно, — за него отвечает Анри. — Доступа к амулетам не было ни у кого постороннего. К тому же, тогда заклинание не сработало бы на Жерома и Мэри. На Софи…
Софи. Я смотрю на свою девочку и пытаюсь понять, что же двигало ею — какой страх?! Почему она ничего не сказала мне?!
А Кристоф? Кристиан?
Потому что от нашей семьи действительно ничего не осталось.
Мне вдруг становится так холодно, так страшно… за них. Что, если я действительно потеряла свою семью?
— Тереза! — Анри хватает меня за плечи. — Тереза, не вздумай засыпать!
Я вдруг понимаю, что снова почти лежу в его руках. Когда это произошло?! Почему я ничего не поняла и ничего не заметила?!
— Страх, — повторяю я слова Эрика. Теперь уже окидывая взглядом всех спящих. — Страх лишает нас сил и затягивает в бесконечный сон, из которого мы не можем выбраться, потому что оказываемся во власти страха. Это замкнутый круг.
— И я ничего не могу с этим поделать, — цедит Анри. — Я не сумел вас защитить.
Муж бледнеет так резко, что теперь уже хватать его за плечи приходится мне.
— Анри! А ну не смей! — кричу я. — Если ты сейчас заснешь, мы без тебя не справимся.
— Да, оставлять Терезу наедине со мной — не лучшая идея.
В глазах Эрика снова мелькает знакомое темное выражение, и я не нахожу ничего лучше, как вскинуть руки. Тлен разъедает крепление люстры, и она с грохотом обрушивается прямо в центр комнаты. Свет гаснет, осколки хрусталя брызгами разлетаются в разные стороны, но, по крайней мере, в глазах моего мужа и его брата снова сосредоточенность и сила.
— Не знаю, как мы с этим справимся, но мы справимся. Ради тех, кого любим, — жестко говорю я. — Эрик, зажги магические светильники. Анри, перенеси Софи поближе к камину, чтобы она не замерзла. Я сейчас подам подушки. Потом надо будет найти Луизу и Винсента — если они еще не спят, Винсент сможет нам помочь.
Не дожидаясь ответа, шагаю к дивану, когда меня ослепляет яркая вспышка. То, что это не магические светильники, я понимаю каким-то десятым чувством. Оборачиваюсь и вижу, что стоящая в гостиной ель покрылась льдом: она словно упакована в него и светится холодным иссиня-белым светом. Точно таким же, каким мерцает раскрывшийся за ней портал.
Анри
Мне никогда не доводилось видеть такого раньше: все порталы нашего мира строятся на магии искажений, а магия искажения — ядовито-изумрудная, как брызги отравленной водорослями морской воды.
— Что это еще за… — шипит Эрик, но его перебивает крик Терезы:
— Софи!
Софи, окутанная ледяным свечением, кажется невыносимо далекой от нас. Мы с Терезой одновременно бросаемся к ней, когда прямо перед нами раскрывается портал, и мы оба выпадаем из него около двери.
— У вас совсем мозги отшибло?! — интересуется брат.
Тряхнув ладонями, словно сбрасывая напряжение, шагает к нам, над верхней губой выступили капельки пота. Открытие портала для мага — не самое простое испытание, даже несмотря на то, что он наделен неимоверной силой.
— Там моя дочь! — кричит Тереза, но теперь уже я хватаю ее за талию, рывком дергая на себя.
Кажется, я понимаю, о чем говорит Эрик: это тоже наш страх. Один из самых главных наших страхов с того самого дня, как Софи под ментальным воздействием Евгении сбежала от нас в Лавуа. И мы почти шагнули в него. Добровольно.
С наибольшей вероятностью, там бы мы с ней и остались, в бесконечной череде своих страхов, во снах.
Кажется, Тереза это тоже понимает, потому что затихает и больше не бьется в моих руках, не сводя напряженного взгляда с дочери.
— Что нам делать? — шепчет она побелевшими губами.
Эрик разворачивается к ели, свечение которой становится все сильнее.
— Кажется, я понимаю. Это заклятие набирает силу за счет наших страхов.
— Что?! — спрашиваем мы одновременно с женой.
— Чем сильнее мы чего-то боимся, тем сильнее становится его воздействие. Боюсь, когда мы все заснем, окажемся по ту сторону ледяного круга, чем бы оно ни было.
— Софи… — вновь произносит Тереза, но Эрик ее перебивает:
— Нам нужно вернуть всех. Только так мы сможем с ним справиться.
— Как нам вернуть всех, если тебя вышвырнуло даже из сна маленькой девочки, и мне пришлось поливать тебя водой? — интересуюсь я.
— Закономерный вопрос. Но другого выхода я не вижу.
Тереза собирается возразить, но он ее перебивает:
— Начнем с Шарлотты. И если вдруг я начну биться в конвульсиях, бей меня по голове.
— Очень смешно. — Тереза складывает руки на груди. — Там Софи, а мы…
— С ней ничего не случится, пока мы не спим, — произносит братец. — Точнее, не случится ничего хуже того, что уже случилось.
— Эрик, ты прирожденный дипломат, — цежу я.
— Никогда не претендовал. — Он потирает ладони, словно они замерзли.
Или не словно? Я чувствую, что вокруг становится ощутимо холоднее, и с наибольшей вероятностью — причиной тому этот жуткий портал, мерзость, заклинание, с которого начался весь этот кошмар.
— Поторопись, — говорю я. — Иначе мы здесь замерзнем и заснем — не от страхов, так от этой дряни.
— Как скажешь, братец.
Эрик склоняется над Шарлоттой, а я поворачиваюсь к Терезе. В ее взгляде, устремленном на Софи, настоящий страх. Глубинный, который скорее чувствуешь, чем видишь.
— Тереза, — говорю я, — мы справимся. Только вместе, так было всегда. Ты помнишь?
Она моргает и переводит взгляд на меня.
— Скажи мне, что все будет хорошо, Анри.
— Все будет хорошо, — говорю я. И сжимаю ее ледяные руки своими. Такими же ледяными.
Как раз в тот момент, когда Эрик оседает на пол.
Не знаю насчет конвульсий, но кажется, пришла пора бить его по голове. Вода оказывается очень в тему, когда братец отплевывается и приходит в себя, вид у него ну очень злой.