Книга Казино. Любовь и власть в Лас-Вегасе. Риск, азарт, искушение - Николас Пиледжи

При всем уважении, я отказываюсь отвечать на этот вопрос, так как уверен в том, что мой ответ может стать основанием для подозрения либо обвинения в совершении преступления

К концу пятидесятых, когда страну еще не охватила наркоэпидемия, главными врагами считали незаконных игроков. ФБР начало проводить облавы на известных игроков по всей стране. Были приняты федеральные законы, которые запрещали делиться результатами матчей или забегов по телефонной связи между штатами. Слушания Кефовера[14] – одно из первых расследований, показанных по телевидению, – поставили в неудобное положение местных шерифов и окружных чиновников, которые за определенное вознаграждение закрывали глаза на деятельность букмекеров, финансовых воротил и подпольных казино на своей территории. Даже в Чикаго, на родине Капоне, где у полиции раньше не получалось закрыть хотя бы один из сорока тысяч подпольных баров короля гангстеров, букмекеров стали притеснять. В 1960 году Левшу Розенталя в первый раз арестовали за букмекерство. Его имя внезапно появилось во всех списках ИИ – известных игроков, – которые чикагская Комиссия по борьбе с преступностью регулярно передавала в газеты.

В 1961 году, перешагнув тридцатилетний рубеж, Левша Розенталь решил двигаться дальше.

«Я захотел работать один, – рассказывает он. – Перестать зарабатывать для других. Я понял, что пришло время играть для себя. Переехал в Майами. Отец и его конюшня переживали не лучшие времена, и я подумал, что это будет правильным решением.

Я не собирался играть по-крупному. У меня было пять тысяч долларов своих денег, плюс ко мне подключились два парня, вкинув еще по пять. Итого я располагал пятнадцатью тысячами долларов. Я сказал ребятам, что мы начнем со ставок по двести долларов, потом повысим до четырехсот, а максимальной ставкой будет тысяча.

К самому концу университетского баскетбольного сезона, когда играть оставалось две недели, наши пятнадцать тысяч превратились в семьсот пятьдесят.

У меня были друзья в разных уголках страны. Мы прикрывали друг друга. Я помогал им, а они – мне.

Как-то раз мне позвонил приятель из Канзас-Сити. Он считал, что Уилт Чемберлен[15], игравший на тот момент за команду Канзас-Сити, не выйдет предстоящим вечером на паркет.

Чемберлен тащил команду. Если он не играл, они проигрывали. Я спросил своего приятеля, в чем дело. Он сам толком не знал, но какая-то медсестра вроде бы сказала, что яйца Чемберлена по неведомой причине так раздуло, что он даже не мог ходить.

Мой знакомый был уверен в своей информации, но я провел дополнительную проверку и выяснил, что доктора были действительно обеспокоены состоянием игрока.

Я мгновенно взял ситуацию в свои руки. Терять было нечего, тем более что я мог изменить ставку по ходу недели. Я поставил максимально возможную сумму против Канзаса до того, как было сделано официальное заявление о том, что Чемберлен не будет играть.

В ответ на услугу я поставил пять тысяч долларов за своего приятеля, который поделился со мной информацией. Чемберлен не пропустил ни одной игры в сезоне, кроме той.

Сделав ставку, я рассказал букмекерам о том, что узнал. Это профессиональная этика. Ничего не скрывай от своего букмекера. Ты знаешь этих людей. Ты все время с ними общаешься. Само собой, сначала ты делаешь ставку, потом говоришь о том, что узнал. Так заведено в этой индустрии. Иногда они готовы тебя услышать, иногда нет. В тот раз меня услышали. Это позволило им вывести немного денег, поставленных на Канзас.

С подобных ставок мы с партнерами пытались срубить по максимуму. Мы обзванивали букмекеров по всей стране. У меня в квартире для этих целей были установлены специальные телефоны.

Бывшие сотрудники телефонных компаний настроили на наших аппаратах функцию быстрого набора еще до того, как быстрый набор вообще появился. Когда мы выбирали игру и делали ставки, информация разлеталась по стране за три-четыре минуты. Я не преувеличиваю. Именно столько времени это занимало.

Я садился за телефон и звонил в Вашингтон, Новый Орлеан, Алабаму, Канзас-Сити. Я обзванивал всех, за исключением Северной Дакоты, Южной Дакоты и Вайоминга. Я ставил по всей стране. Букмекеры знали мои позывные. Они знали: если я проигрывал – платил по счетам.

Букмекеры заводили счет на каждого человека и вели свой рейтинг доверия. В нем не было стандартных оценок типа А и B. Они видели человека насквозь.

Допустим, букмекер решил, что на меня можно завести счет в двадцать пять тысяч долларов. Это означало, что я мог играть на двадцать пять тысяч. Цифры менялись в ту или иную сторону, а когда сумма достигала двадцати пяти тысяч с чьей-либо стороны, мы рассчитывались. Одна из сторон посылала курьера.

Мы с партнерами выстроили настоящий бизнес. У нас были бегунки, которые делали за нас ставки, чтоб мы лишний раз не светились. Были курьеры. Мальчики на побегушках. Каждый выполнял свою функцию. Курьеру было достаточно сказать: “Отвезешь это в Таскалусу”. Курьеры хотели стать частью организации. Постоянно клянчили денег. Но это был взаимовыгодный обмен – им тоже доставался кусок пирога. Я же впитывал информацию. Продолжал набираться опыта. Я был мастером гандикапов.

Я ставил на одну игру по двадцать, тридцать тысяч долларов.

Затем, в последние две недели сезона, когда система уже работала как часы, мы проиграли сто пятьдесят тысяч. Меня это сильно пошатнуло. В любом случае мы закончили год с четырьмястами тысячами долларов, сделав эту сумму из начального банка в пятнадцать штук, и закрыли сезон.

Однако как ни крути, ставки придумывают с тем расчетом, чтобы ты проиграл. А чтобы выиграть, нужно уметь балансировать на тонком канате. Когда я был мальчишкой, в Чикаго часто говорили: “После сезона букмекеры едут отдыхать во Флориду, а игроки жрут снег”.