– Ох, бедняжка, – притворно посочувствовала Октавия. – Однако я рада, что на тебя возложены государственные функции. Кстати, о функциях. Надеюсь, ты правильно проголосовал сегодня вечером. Что-то я не видела тебя с того места, где сидела.
Кривясь от обиды, Эльф осушил бокал с шампанским.
– Господи помилуй, сегодня за что-то голосовали? Все за то же? Я стараюсь там по возможности не появляться. Палата общин фактически обломала нам когти, так что теперь скорее хвост виляет собакой, хотя, боюсь, это ужасно мутная метафора. В общем, sic transit[8] и так далее. А тебя-то каким ветром туда занесло, красотка? Опять боролась за правое дело?
– Составляла мнение о сегодняшнем почетном госте. Во всяком случае, таково было мое намерение, хотя теперь он мне представляется еще большей загадкой. Мне показалось, что ему вообще нет дела до билля об условиях труда, за исключением тех пунктов, что затрагивают его интересы. Как-то странно все это.
– Да, странноватый тип этот Страйт, но ошибок вроде как не допускает. Метит в министры внутренних дел, как я слышал, когда либералы наконец-то будут низложены, хотя уму непостижимо, как можно мечтать о том, чтобы занять этот жутчайший пост. Ладно, когда будут назначены слушания по интересующим тебя вопросам, сообщи мне, чтобы я поприсутствовал. Впрочем, хватит об этом, дорогая. Ты знакома с Джемаймой Бозанг? Познакомься непременно. Она гостила у Линдсеев, и сэр Клайв при ней спустился к завтраку в своем естественном великолепии, представляешь?
– Голый, что ли?
– В чем мать родила. В Минас-Жерайс[9] он закопал в землю двести тысяч, а что получил? Добытого золота не хватило бы даже на один зуб. Вот и тронулся рассудком, бедняга. Печально, конечно, но забавно. Никто, естественно, не посмел и слова сказать. Да и что тут скажешь? Он съел свою копченую селедку, прочитал половину «Таймса» и только потом сообразил: что-то не так. Об этом, разумеется, писать нельзя, но у Джемми, я уверен, есть масса других morceaux[10].
Вслед за Эльфом Октавия прошла в одну из комнат, где люди из его ближнего круга, собравшись под сенью огромной горшочной пальмы, в относительной безопасности перемывали косточки другим гостям.
– Так, так, – произнесла миссис Бозанг, когда представили Октавию. – Значит, это и есть та самая мисс Хиллингдон, которую вы постоянно превозносите. Теперь понятно почему. Она же среди нас как орхидея на болоте. Но для вас она слишком хороша, дорогой. Вам придется избавиться от своих пороков, в том числе отказаться от своего вонючего табака.
– Что?! От этого? – Эльф показал на свою сигарету. – Табак мой, между прочим, из Парижа, где я к нему и пристрастился. Аромат вполне приятный, вы не находите? В него добавляют сандаловое дерево или что-то такое.
– Приятный? Мерзопакостный, хуже некуда. Как при пожаре в эвкалиптовой роще. Но, кстати, вы напомнили мне кое-что. Скажите-ка, что вы делали в Париже? А то я слышала очень странные истории.
– Да скукотой одной занимался, – отвечал Эльф. – По службе был там. Главным образом знакомился с новыми методами охраны правопорядка. Как раз красотке об этом рассказывал.
– А я слышала… – Джемайма в знак укоризны положила ему палец на лацкан, – что вы там водили дружбу с весьма экстравагантной компанией и что вас видели в салоне той ужасной мадам Блаватской[11].
– Полнейшая чушь. – Эльф отвлекся на человека, вошедшего в комнату, или сделал вид, что отвлекся. – Начнем с того, что мадам Блаватской нет в живых.
– Ну да, ну да. – Джемайма беспечно взмахнула рукой, по небрежности едва не расплескав шампанское. – Пожалуй, всех деталей я точно не вспомню, но это был кто-то вроде нее. Спиритуалист, или как там еще они себя называют. Эльф, только не говорите, что это неправда. Не лишайте меня удовольствия дать волю фантазии.
– В самом деле, Эльф? – вмешалась Октавия. – На тебя это совсем не похоже.
– Господи, да нет же. Было дело, нас развлекала одна comtesse, но салон она не держала – только такс. Потрясающе древнее существо и восхитительно безумна, но совершенно не тянет на сторонницу идей оккультизма. Боюсь, Джемми, вас ввели в заблуждение.
– Да, но это многое объяснило бы, – стояла на своем Джемайма. – Вашу моложавость, например. За пятнадцать лет вы ни на день не постарели, а возьмите меня: в тридцать семь я уже дряхлая карга.
– Умеренность в привычках, дорогая. – Эльф театрально развел руками. – Жизнь праведная, полная самоотречения.
Он снова глянул в сторону, и на этот раз Октавия увидела человека, который привлек его внимание. Внешне обыкновенный, возможно, в другой обстановке он слился бы с окружающими людьми, но здесь выделялся своим невзрачным коричневым костюмом. Он стоял особняком, молча отсылая подходивших к нему лакеев. Держался он с важным видом и на удивление раскованно. Перехватив взгляд Эльфа, он чуть склонил голову, но никаких других знаков ему не подал.
– Ты знаком с тем джентльменом? – спросила Октавия. – По-моему, он тебя знает.
– Хмм? Да так, смутно. Какой-то чиновник из Уайтхолла. Не представляю, что его сюда привело.
– Может быть, хотя бы ему известно, куда делся лорд Страйт? – предположила Джемайма. – Все остальные, похоже, в неведении.
– Как это? – изумилась Октавия. – Его здесь нет?
– А я разве не сказала? Он где-то задержался, или его куда-то вызвали, или бог его знает еще что. Леди Ашенден боится гостям в глаза смотреть.
– Да, ей не позавидуешь, – прокомментировала Октавия. – А куда его вызвали, не знаете? В Вестминстер?
– К сожалению, я не прислушивалась, дорогая. Лорд Страйт безумно скучный человек. Не дает повода для сплетен. А тут мимо как раз проходил молодой пианист, я на него и отвлеклась. Как его зовут, Китти? Того австрийца со стройными ногами? Клемзер или Кляйн?
Но Октавия уже ее не слушала. Схватив Эльфа за рукав, она потащила его в сторону.
– Нужно выяснить, что произошло. Сможешь помочь, как думаешь? Я бы сама попробовала, но у тебя больше связей в окружении леди Ашенден. – Эльф снова глянул через плечо, но мужчину в коричневом костюме в эту минуту заслонила компания о чем-то оживленно переговаривающихся гостей. Очевидно, слух об отсутствии Страйта уже начал распространяться, и гости тайком искали тех, кто мог что-то об этом знать. – Эльф, ты меня слушаешь? Извини за назойливость, но это важно.
