Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
- Степа, вы завтракать будете?
- Спасибо, - Степан бочком стал пробираться к выходу с кухни. – Я уже позавтракал.
- Да что вы там ели? Пару бутербродов всухомятку? Давайте, я вам приготовлю вкусный омлет.
- Еще раз спасибо, но ваша дочь покормила меня кашей.
Елена Преужасная что-то шипела неразборчиво, но Степка уже быстро шагал по коридору в сторону своей комнаты. И не как не мог сообразить: он правильно ответил или нет?
*
- Здрасти.
Начало разговора уже изумило. А уж внешность собеседников – тем более. Точнее, собеседниц. С все возрастающим удивлением Тура наблюдала за парочкой за порогом: две юные нимфы в скинни, кроп-топах и омбре (1). Лет двадцать от силы – каждой, не на двоих. Всех соседей по подъезду Тура знала, эти – не из их числа.
- Чем могу помочь, девочки?
Девочки переглянулись и выдали хором, но со стыдливым румянцем.
- А Кос дома?
Соображалось Туре после рабочего дня неприлично долго. Но сообразилось. Глаза сузились.
- А вы к Степану Аркадьевичу по какому делу? – собственный голос слышался противно-скрипучим.
- А мы… - нимфы еще раз переглянулись. – Это… - хихикнули снова слаженно. – Автограф хотели взять!
Фанатки. У Степаши есть фанатки. Да боже ж мой. Какую знаменитость приютили. Какая честь. Дальше командовал разлив желчи внутри одной конкретно взятой квартирной хозяйки.
Тура отступила на пару шагов и для порядку стукнула по косяку костяшками пальцев.
- Кузя! Кузьма! Сундук украли! В смысле, к тебе дамы пришли. С визитом.
Открывшаяся дверь явила за собой совершенно ошалевшего Степана Аркадьевича Кузьменко в домашнем – футболка и спортивные штаны. И учебник из дедовой коллекции в руке – сессия у Степана Аркадьевича, потому и сидит вечерами дома.
Степан переводил недоуменный взгляд с девушки в черном на парочку за порогом.
- Поклонницы вашего таланта, Степан Аркадьевич, - медоточиво проворковала Тура. – Жаждут припасть и облобызать.
- Чего?!
- Степа, вы нам обещали автограф! – зазвучал из-за порога снова слаженный дуэт. А потом пара скинни шагнула через порог, и пришлось посторониться всем – и Туре, и Степе. И в тесном коридоре стало еще более тесно, чем было до того.
- Степа, на последней игре, в «Нева-арена», помнишь? – защебетала наперебой парочка сладких девочек. – Ты сказал, что дашь нам автограф. И расскажешь про игру.
Дальнейшее Тура проигнорировала. Развернулась и ушла на кухню. Посуда не вымыта. Вон, вилки не вытерты. Но вслушивалась чутко – в девичий щебет, в хихиканье, в его сдержанные ответы.
И в хлопок двери - спустя минут примерно десять. Значит, в гости не пригласил. Молодец, Степаша. Пять тебе за сообразительность. Тура положила натираемую до алмазного блеска вилку на полотенце и решительно двинулась в сторону двери жильца.
Степан все еще был в коридоре. Точнее, на границе между своим и чужим. На пороге.
- Что так быстро? Девушки были настроены на плодотворное общение.
- Я не давал им своего адреса, - тон жильца был мрачен.
- Ну что вы, Степан Аркадьевич, - промурлыкала Тура. – Не стоит стесняться своей популярности. Хотя фанаты бывают такие назойливые. Что, в следующий раз сказать, что вас нет дома?
Степка одарил ее очень мрачным взглядом.
- Ты мне одеяло обещала.
С этими словами дверь за либеро закрылась.
Да. Обещала. А потом что-то со временем не сложилось. А потом это поцелуй нелепый, а потом – негласная война характеров. Но обязанности арендодателя это не отменяет. Одеяло. Да, она обещала одеяло.
Тура перетряхнула три коробки, прежде чем нашла. Старое, верблюжьей шерсти. Дед говорил, что от его отца осталось. А там же флотские, под два метра.
Распялила на руках. Ну точно на дядю Степу. От неожиданности совпадения с детским стишком рассмеялась сама с собой. Сама же с собой чихнула от пыли. Таки похоже, что либеро одеялко придется впору. Или надо будет надставлять? Нет, без примерки никак. Зажав одеяло подмышкой, Тура зашагала в гости к дяде Степе.
И снова стукнула для порядку. Стуку много, а порядка как не было, так и нет. Из-за двери не отвечали. Обиделся, что ли?
- Можно?
- Я голый.
Тура фыркнула и толкнула дверь.
Он был голый.
Как-то, в те времена, когда еще была жива сестра деда, зашел у дам семейства Дуровых разговор о мужской красоте. И Клара Корнеевна, вспылив, сказала, что равняться надо на античные образцы. И был снят с полки альбом репродукций коллекции флорентийской Академии изящных искусств. И был продемонстрирован Давид работы Микеланджело. Так вот. Этот самый Давид стоял теперь перед Турой. Стоял спиной.
От гармонии фигуры захватывало дыхание. Перехватывало дух. Плечи, спина, талия. Идеальные ягодицы чуть светлее остального. Ноги же, наоборот, чуть темнее, потому что волосы. У статуи волос не было. Но пропорции те же. Идеальные. От которых забываешь делать вдох. И пламя поднимается откуда-то снизу, от кончиков пальцев, которые вечно холодные.
Сначала двинулась копна черных греческих кудрей, явив греческий же профиль. Который через пару секунд превратился в фас. Греческий фас. Анфас. А-ля натюрель.
Собака. Греческая!
Тогда же Елена, разглядывая фото статуй, поинтересовалась, а чего это у них такое скромное мужеское достоинство. На момент разговора Туре исполнилось восемнадцать, а Клара Корнеевна уже находилась во власти возрастных деменций… В общем, разговор продолжился – про достоинства. И было сказано, что у древних греков размер ЭТОГО считался чем-то постыдным. И его сознательно преуменьшали при создании статуй. Торжество духовного над плотским. Идеи эллинизма и все такое.
Степа был не совсем греком. То есть, местами не греком. Одним местом только – но совершенно не соответствовал канонам древнегреческой скульптуры. Фиговым листком не обойдешься. Лопуха бы хватило.
Огонь медленно поднимается от пальцев на ногах выше. Колени, бедра, живот, грудь. Дышать просто нельзя этим огнем. И взгляд его – прямой. В глаза. Однако, как же сложно смотреть в глаза. И с каждой секундой этого взгляда он все менее и менее походил на эллина. Варвар, как есть. Собака греческая!
- Нравится?
Нимфоманские гены проснулись, точно! Наверное, нимфомания передается по наследству. Потому что сейчас Тура была практически готова сорваться с места, сорвать с себя одежду и... И иного объяснения нет – тому, что она стоит и пялится. Пялится на то, что уже можно прикрыть только листом лопуха. И то – если лопух хорошо рос.
- Твое одеяло.
Наследие флотских семьи Дуровых полетело в сторону древнегреческого непотребства. И прикрыло. И стало вроде как легче дышать. И получилось повернуться и выйти.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
