Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– Pomme, – машинально поправила я сестру.
– Ну да, вроде того. Конечно, эта помада была бесцветная, но добавить-то в нее красящего пигмента легче легкого! И тогда все стали мазаться, как с цепи сорвались, а английский парламент и тут подсуетился. Издал новый закон, где о ведьмах речи уже не шло, а говорилось, что мужчина имеет полное право развестись с женой, если после свадьбы выясняется, что она на самом деле страхолюдина, а вся ее красота была из-за макияжа! А знаешь, получилась забавная неразбериха с Африкой. Там тоже красили губы, но вовсе не для красоты, женщина показывала таким образом, что у нее критические дни и что к любви она не готова. А в Европе-то было с точностью наоборот! В общем, пока разобрались, пока то да сё, глядишь, двадцатый век на дворе, губная помада в каждой сумочке. Тем более что носить ее стало удобно. Раньше помаду просто заворачивали в бумажку. Кстати, угадай, чем губная помада похожа на импрессионизм? Не знаешь?
– Не знаю, – созналась я, тыкая пальцем в баночку с золотой пастой.
– Раньше краски были густыми, с ними работали только в мастерской: нужно долго растирать, приготавливать. А потом стали выпускать жидкие краски в тюбиках, технологии изменились, поняла, Аська? И сразу все художники получили возможность рисовать на природе, на вольном воздухе – бери холст и краски в тюбиках и иди куда хочешь, хоть в лес, хоть в горы, пиши при естественном свете и в естественных условиях. Свет! Воздух! Живая натура! Так же и тетки, получившие помаду в тюбике, могли быть красивыми уже не только в будуаре на кушетке, но и где угодно. Кстати, вставить помаду в такой футлярчик мужчина придумал, Морис Леви. Памятник бы ему поставить! И красились, конечно, тоже во все времена по-разному. Египтянки любили узенькие, четко очерченные губы. Жеманницы в пудреных паричках рисовали себе губки сердечком. А в начале двадцатого века, с развитием синематографа, появилась мода на роковых женщин. Белое лицо, темные веки, темные губы! Слышала про Мэри Пикфорд? Ну, а про Веру Холодную?
– Вроде бы, – согласилась я, выворачиваясь из-под руки сестры – она пыталась нанести мне на веки золотую пасту какой-то маленькой губочкой.
– Вроде бы! Так вот, обе – и Мэри Пикфорд, и Вера Холодная, красили губы, накладывая помаду внутри, по слизистой, из-за чего рты у них получались трагически-прекрасные! А после Первой мировой войны, когда количество мужчин здорово уменьшилось и конкуренция стала мощной, все женщины хотели выглядеть сексуально, поэтому распространился новый способ красить губы. Это называлось «укус любовной пчелки» – верхнюю губу надо было сильно ущипнуть, чтобы она распухла, а потом уже наносить помаду. Ну-ка, попробуй!
Я попробовала и завопила:
– Ай!
– Ничего не поделаешь, всем хотелось выйти замуж. Сейчас бы укололи кое-что в губы, и все дела. Но эта мода держалась недолго. Элизабет Арден, ну про нее ты наверняка слышала? – объявила помаду атрибутом деловой женщины и заявила, что тетка с ненакрашенными губами имеет куда меньше шансов найти себе службу. Поэтому те, кому не досталось богатых мужей, спешно кинулись красить губы по методу Элизабет Арден, четко очерчивая контур. Так женщина выглядит самостоятельной и способной за себя постоять, я тебя уверяю. «Бутон розы» Макса Фактора… «Лук купидона» Эсти Лаудер… А кинозвезды – каждая имела свои приемчики, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность. Марлен Дитрих, холодная звезда, например, сосала лимон перед тем, как накрасить губы – чтобы рот выглядел подтянутым, недоступным. Грета Гарбо увеличивала маленькие губы, обводя их далеко за контуром, получалось гламурно и слегка стервозно! Мерилин Монро красилась тремя помадами, а напоследок покрывала губы, как лаком, воском с вазелином. Поэтому у нее и такой рот, дай бог каждой. Элизабет Тейлор была брюнетка, губы красила ярко, но и самой красной краски ей казалось мало. Как-то на съемках одного фильма она потребовала, чтобы у остальных актрис на площадке губы были накрашены сдержанно – розовеньким там, бежевым. Чтобы, значит, они звезду не затмевали! А артистка Любовь Орлова…
Какие отношения у артистки Любви Орловой были с губной помадой, я так никогда и не узнала, потому что у меня зазвонил телефон, и голос Глебушки сказал:
– Александрин, пора. Время вышло.
Каким мрачным и неприветливым мне показался наш дом после художественного беспорядка Стасиного жилища! Каким суровым достоинством дышала дубовая лестница, какими невыразительными казались картины! Ни одно из этих полотен не выбирали с любовью или даже с интересом, все они были навязаны вкусом дизайнера и представляли собой сдержанные среднерусские пейзажи в болотно-зеленых тонах. И пахло в доме не духами, косметикой и пригоревшим молоком, а полиролью для мебели и натиркой для паркета. Кухонным запахам вообще было не место в доме, их устраняла мощная вытяжка.
Ирина опять убиралась – она в последнее время стала просто фанатичкой домашнего порядка. Раньше к нам раз в неделю приходила женщина, которая устраивала уборку, а теперь как ни посмотришь – Ирина с тряпкой склоняется над подоконником, заглядывает зачем-то в камин, который никогда в жизни не разжигали, протирает картины в кабинете Аптекаря. Господи, какая же скука!
Глава 4
У меня началась новая жизнь.
Какая-то совсем другая жизнь. С вечера до утра я была примерной девочкой, папиной дочкой. Днем сидела на работе, слушая привычный Светочкин треп. А с работы отправлялась к сестре.
Мы с удовольствием проводили время вместе. И я была благодарна за это Стасе. Я думала – какой ей во мне интерес? У нее такая насыщенная, такая богатая жизнь. Друзья, тусовки, творчество… А у меня – ничего.
Но скоро я поняла, что ошибалась. Сестре моя жизнь была очень интересна. Она много расспрашивала о странах, где я успела побывать, о Ницце и Вене, о Лувре и Галерее Уфицци. С горящими глазами Стася говорла о музее Виктории и Альберта, и я с горечью убеждалась, что, ни разу в жизни не побывав в Лондоне, она знает этот музей куда лучше меня. Небрежный взгляд туристки, видимо, не мог сравниться с пытливым взором художницы, изучавшей музей по Интернету. Мне было стыдно, когда Стася стала расспрашивать меня про Парижский музей моды – а я и не сунулась туда во время поездки. В запланированный для посещения день Аптекарь задержался на переговорах и приказал мне идти одной, а я воспользовалась отсутствием контроля для того, чтобы спуститься в бар и выпить там две порции мартини подряд…
А Стася с огнем в глазах рассказывала про корсет из настоящего китового уса, принадлежавший королеве Марии-Антуанетте. Про платье из белоснежной кисеи, которое надевала императрица Жозефина, встречая возвратившегося из долгого похода Наполеона. Про туалет, затканный белыми лилиями, который носила знаменитая красавица, законодательница парижских мод, графиня Грефул. Про подвенечный наряд Брижит Бардо, сшитый Кристианом Диором, и про маленькое черное платье Коко Шанель, первое в мире маленькое черное платье, которое она сшила в знак траура по своему умершему возлюбленному, Артуру Бойлу… И про женский брючный костюм Ив-Сен Лорана, произведший революцию в мире моды.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
