— Неподалеку. Через дорогу. В «Саене».
— Отлично. Ну что, идём? — деловито продолжила я.
Он снова завис на мгновение, даже вскинул брови в лёгком изумлении, но, коротко рассмеявшись, сказал:
Однако запросы у этого жиголо не самые скромные.
Взять хотя бы номер — до чего же роскошный сьют он снял! Две огромные, ну просто огромнейшие комнаты. Одна — вроде как кабинет. Вторая — спальня. Но вся моя квартира поместится в эту спальню.
Видимо, раскошелиться мне придётся по полной программе. Ну и ладно. И так всю жизнь коплю да экономлю. Хоть раз почувствую себя королевой.
— Я в душ! — объявила я и заскочила в просторную ванную комнату, отделанную чёрным мрамором.
Сначала набила Лёльке сообщение — мы так с ней договорились.
«Я в номере. Тут шикарно. Но я не знаю, что делать дальше… как себя вести…»
«Успокойся. Не думай ни о чём. Он всё сделает сам».
«И не стесняйся ему говорить, как ты любишь».
Да я никак не люблю! Что там можно любить? Любые мысли о сексе у меня прочно связаны со Славиком, ведь он был мой первый и последний… во всяком случае до сегодняшнего дня. И ничего приятного, хоть убей, я в этом вспомнить не могу. Это была просто супружеская повинность, и откуда такой ажиотаж вокруг секса — не понимаю. И зачем те женщины готовы за это ещё и платить — не понимаю вдвойне. Хотя я же тоже буду платить… докатилась.
Однако что толку стенать, раз надо — значит, надо. К тому же, мне вон какой красавчик достался. С таким, по крайней мере, противно не будет.
Глава 22
Спустя полчаса я вышла из душа, завёрнутая в белый махровый халат до пят. Илья сидел в кожаном кресле, вольготно закинув ногу на ногу, и цедил что-то из бокала.
— Что-нибудь выпьешь? — спросил Илья. — Тут неплохой бар.
— Нет, мне, пожалуй, на сегодня достаточно, — отказалась я и, встав рядом с широченной кроватью, сообщила: — Ну, всё, я готова. Можем начинать.
Он отчего-то закашлялся, но бокал отставил.
— А ты… интересная, — усмехнувшись, произнёс, поднялся с кресла и шагнул ко мне.
А мне вдруг стало страшно. Я почти запаниковала. Боже, ведь придётся снимать халат, а меня голой никто никогда не видел, ну кроме Славика. А то было шесть лет назад.
Надо было всё же выпить, когда Илья предлагал. Сейчас бы не тряслась так. Хорошо хоть, по совету Лёльки, подготовилась, депиляцию сделала, бельё купила эротичное, красное, полупрозрачное.
Боже, ну почему меня так трясёт? Аж руки ходуном ходят. Как это унять?
Илья неторопливо приближался и смотрел, гад, насмешливо, чуть склонив голову набок и заложив руки в карманы. Он видит, что я трясусь? Догадывается, что я отчаянно трушу? В любом случае он не имеет никакого права смотреть на меня насмешливо! Он должен руки мне целовать, стараться сделать приятное и всё такое. Лёлька же обещала!
А он мало того, что никакой инициативы не проявляет, так ещё и позволяет себе оскорбительно на меня смотреть! Чем это я его так насмешила?
Ладно же, по-быстрому всё сделаем, и я отсюда смоюсь.
Я бы прямо сейчас сбежала, но ведь уже такой путь проделала, тысячу раз перешагнула через все свои страхи, чтобы оказаться тут, наедине с ним. Теперь попросту жалко всех своих усилий.
Да и потом, напомнила я себе последний и самый веский аргумент, он — всего лишь хастлер и если уж мне кого-то и стоит стыдиться, то точно не его.
А за его насмешливое выражение я разозлилась не на шутку. Глядя прямо в эти зелёные смеющиеся глаза, порывисто развязала пояс халата и сиплым, дрожащим голосом приказала:
— Ну что ты медлишь? Поцелуй мне руки.
Илья взметнул брови и собрался что-то сказать, но тут полы халата разошлись, и он замер, так ничего и не сказав.
Взгляд его скользнул вниз и… переменился. Ни капли насмешки в нём не осталось. Его точно подёрнуло поволокой. Он буквально залип на моей груди. Потом опустился ниже и снова вернулся к груди. И, честное слово, я физически, кожей, ощущала на себе этот взгляд, от которого дрожь только усиливалась, а по телу разлетались мурашки. Это, наверное, неправильно, но мне нравилось, что он вот так на меня смотрит, и ещё больше нравилось, как меняется его лицо. Меня это странным образом волновало.
Илья сглотнул и наконец посмотрел в глаза. И хотя я пылала от стыда, взгляд не отвела.
Да и не только стыд, если уж честно, меня обуревал. В зелени его глаз я явственно видела желание, не липкую похоть, а жгучее желание. Ни один мужчина так на меня не смотрел. И от такого взгляда стало жарко.
Он подошёл вплотную, и тут я уже не выдержала, сомкнула веки. Потому что… потому что и так задыхалась от его близости. Дышала часто-часто, а всё равно не хватало воздуха, будто я на предельной скорости пробежала пару-тройку километров.
А потом я ощутила на себе его руки. Горячие, сильные ладони скользнули под полы халата и легли мне на талию. И в следующую секунду его хриплый шёпот опалил моё ухо:
— Я бы хотел поцеловать тебя… везде.
От его слов, от обжигающего дыхания, меня будто током прошило. Даже волоски на загривке встали дыбом. Меня уже не трясло — меня буквально колотило. Я вытянулась в струнку, не в силах произнести ни звука.
Он привлёк меня к себе, прижал вплотную. Приник губами к шее, проделал дорожку из поцелуев, легонько куснул мочку уха. Я охнула, не от боли, нет. А от того, как нестерпимо и сладостно сжалось всё внутри.
Халат мягко соскользнул к ногам, но я едва это заметила. Сейчас мне хотелось одного: чтобы эти поцелуи, эти невозможно приятные ласки продолжались.
Он огладил спину, проник рукой под тонкую ткань трусиков и довольно жёстко стиснул ягодицы. Я снова охнула, уже громче, но тут он накрыл мои губы своими, не дал ничего сказать, не дал и шанса возразить.
Его поцелуй тоже не был нежным. Он был нетерпеливым, горячим, напористым. Но странное дело, меня это не отталкивало, не пугало, а даже наоборот — поднимало внутри жар, который бурлил по венам и скапливался, пульсируя, внизу живота огненным шаром.
Мои эротичные трусики ему, видимо, сильно мешали, потому что он их как-то уж очень нетерпеливо и грубовато сдёрнул. Кажется, даже порвал. И теперь его бессовестные пальцы хозяйничали вовсю. Сжимали, гладили, проникали…
Чёрт, я невольно застонала и, кажется, прикусила ему губу. Точно, прикусила, потому что во рту появился металлический привкус крови. Но это его не остановило. Он продолжал ласкать меня там, пока мои ноги совсем не ослабели. Перед глазами всё плыло и качалось как в дурмане.