Мда, задачка… Я удручающе посмотрела в окно. Ну, расскажу я сейчас правду, и что это изменит? Только добавит ещё больше недоверия и путаницы. Эх, Шурка, и почему ты раньше не продумала свою тактику вместо того, чтобы предаваться дурацким мечтам о красавчике художнике?
– Мария Семёновна, – я перевела взгляд в стальные глаза главного редактора. – Всё дело в том, что… что…
Всё-таки даже таких непутёвых девах, как я, оберегают ангелы! В ту же секунду, когда с моих губ приготовились слететь неосторожные слова, в дверь кабинета кто-то постучался.
– Входите! – громко произнесла Мария Семёновна.
Дверь размашисто распахнулась. На пороге появился мужчина лет тридцати-тридцати пяти, с уверенной улыбкой мачо, яркой красной кепкой, сдвинутой на лоб и закрывающей пол-лица, в потёртых джинсах с большущей дырой на левой коленке и с жёлтым клетчатым рюкзаком на плече. Не парень, а песня.
– Добрый день! Мария Семёновна? – полувопросительно спросил он, не переставая улыбаться.
– Здравствуйте. Да, я Мария Семёновна, – ответила редакторша. – А вы, наверное, Дмитрий?
– Так точно! – оглушительно отрапортовал незнакомец. – Дмитрий Бабочкин, к вашим услугам!
– Очень приятно, – улыбнулась в ответ Мария Семёновна. – Прошу вас, присаживайтесь.
– Спасибо! – скинув с плеча рюкзак и повесив его на спинку стула, парень пружинисто сел.
Мария Семёновна посмотрела на меня.
– Саша, обсудим наши дела попозже, хорошо?
– Конечно, Марь Семённа! – вздохнула я с облегчением и вскочила.
Парень с забавной фамилией поднялся тоже и, сделав шаг ко мне, замер. Лицо у него при этом стало таким глупо-счастливым, что мне стало смешно. Я попыталась обойти этого типа слева, но почувствовала на своей руке железную хватку и в недоумении остановилась. Что это ещё за номер?
– Санька, ты что, не узнала меня? – округлил наглый посетитель глаза.
– Не-е-ет, – попыталась освободить свою руку я. – Мы разве знакомы?
– Ещё как! Это же я, Митя! – он ещё сильнее сжал моё запястье. – Ты что, забыла?!
– Ми-и-итя? – протянула я. – Какой Митя?
– Митя Шапкин! – странный незнакомец рывком стянул с себя кепку. – Ну?
– Шапкин? – в моей голове, наконец, стало проясняться. – Из нашей школы?
– Ну конечно же! – парень изо всех сил потряс мою руку. – Узнала наконец! Я тебя тоже не сразу признал, только когда голос услышал, в голове что-то щёлкнуло, и до меня дошло, что это же Санька Ковалёва!
– Слушай, Мить, давай потом пообщаемся, ладно? – я оглянулась на Марию Семёновну. – У меня работы много.
– Так мы теперь вместе работать будем! – радостно ухнул Митька. – Я же к вам устраиваюсь!
– Кем? – удивилась я.
– Фотографом!
– А-а-а! Хорошие фотографы нам нужны, – кивнула бодро я, ещё раз оглянувшись на нашего редактора.
Глаза её почему-то улыбались.
– Тогда вам повезло, потому что я и есть хороший! – уверенным тоном заявил посетитель.
– Подожди-ка, – ещё одно воспоминание вспыхнуло у меня в голове, – Бабочкин… Бабочкин… Ты, случайно, не тот самый Бабочкин, выставка которого проходила у нас летом? В галерее искусств?
– Случайно тот! – гордо произнёс мой бывший однокашник.
– Вау! – открыла рот я. – Вот это да! Так ты же талант! Марь Семённа, помните, я рассказывала про удивительную фотовыставку? Помните? Так это, оказывается, Митькины работы! А я и не знала…
– Совершенно верно, Саша, – подтвердила Мария Семёновна. – Я ещё тогда, после твоих восторженных отзывов, связалась с автором этих работ, и вот он перед нами!
– Класс! – я даже подпрыгнула от захвативших меня чувств. – Какая вы молодец, Марь Семённа! И ты, Митька, тоже! Я так рада! Пойду девчонкам расскажу! Увидимся, Мить!
И я быстрее ветра выскочила из кабинета под весёлый смешок своей начальницы. Дверь захлопнулась с оглушительным залпом пробки от шампанского. Я бросилась к лестнице.
Ну надо же, Митька Шапкин! И как я могла его не узнать? Я ведь была влюблена в этого симпатягу ещё в восьмом классе! У нас тогда в школе открылась студия фотографии, куда я, как большая любительница куда-нибудь встрять, сразу же записалась. Таких любителей собралось, помню, человек двадцать, и Митька был в их числе. Долго я посещать эти занятия не смогла в силу своей занятости в музыкальной школе, но симпатичного жизнерадостного старшеклассника запомнила. Какое-то время я бегала за ним незаметным хвостиком и даже, помню, кругами ходила около его дома, делая вид, что оказалась тут совершенно случайно. А через год Митька окончил школу и уехал поступать то ли в Москву, то ли в Питер. Переживала я тогда страшно. Ксенька, с которой мы в ту пору жили на одной лестничной площадке, знала про тайную мою любовь и утешала, как могла. Впрочем, моих страданий хватило ненадолго. Вскоре я попала в больницу с воспалением лёгких, а когда выписалась оттуда, ни про какого Дмитрия Шапкина уже не помнила, как будто его и не было в моей жизни. Больница вылечила не только моё простуженное тело, но ещё и душу, чему я была очень рада. Правда, я подозреваю, что не только смена обстановки повлияла на моё исцеление, но ещё и синие глаза мальчика, который лежал в соседней палате и с которым мы встречались по вечерам перед телевизором в больничном холле, но факт остаётся фактом – мысли о Шапкине полностью выскочили из моей головы.
А Митька, значит, всё-таки стал фотографом! Надо же… Вот Ксенька удивится, когда узнает о нашем новом сотруднике!
Бегом поднявшись по лестнице, я, не останавливаясь, пролетела мимо менеджерской, миновала кухню, свернула за угол и помчалась вперёд, к комнате журналистов. Навстречу мне приближалась темнота нашей галереи. Я сбавила бег, потом перешла на шаг, а перед самой границей света и тени вовсе остановилась. Я ведь не была здесь со вчерашнего дня, с тех самых пор, когда мы с Зинаидой, успешно сдав номер и ночной пост, покинули кабинет верстальщиков. Зинка-то потом, конечно, вернулась к себе, а меня мотало по дому в суете наступившего дня, но ни разу больше не заносило в эпицентр ночных событий.
Я глубоко вздохнула. В голове возникла трусливая мысль: может быть, подождать кого-нибудь здесь, так, на всякий случай? Я сделала несколько шагов туда-сюда, задумчиво посматривая на живую темноту. Нет, так не пойдёт. Мне тут ещё работать, не буду же я каждый раз ходить с сопровождением, как маленькая девочка! Я прикоснулась ладошкой к стене. Почувствовав под пальцами живую теплоту Дома, я приободрилась и храбро шагнула вперёд, не отрывая руку от стенки. Галерея приняла меня в себя, окружив странной густой тишиной. Я глубоко вздохнула. Эта тишина, казалось, проникала в меня, впитывалась в кожу, заползала в уши и нос, и через несколько осторожных шагов мне показалось, что я пропала. Я, Шурка Ковалёва, со смешным вздёрнутым кверху носом и очками со сломанной дужкой, вдруг исчезла. Совсем. Это было необъяснимое ощущение, очень тонкое и немного жуткое. Как будто какое-то чужое пространство незаметно зашло в меня и стало мной.
