– Останьтесь, граф, я еще не договорила, – сказала я.
– Что же вы еще хотите добавить, сударыня?
– Мне нужны деньги, сударь, достаточное количество, мне нужен паспорт, наконец, мне нужна служанка, коль скоро я буду называть себя баронессой…
– Вы получите все, в чем нуждаетесь. Я могу идти?
– Вы еще не отдали мне паспорт.
Эта бумажка, от которой зависело спокойствие моей поездки, выглядела совсем не внушительно: лист плотной бумаги с несколькими строчками сведений и размашистой подписью какого-то начальника.
– Благодарю вас, господа.
9
Мантуя встретила меня тихим воркованием голубей на площади. Было 15 апреля 1791 года – середина весны. Яблони, которыми так славился этот край, уже стояли в цвету.
Город был так тих и спокоен, так прекрасен и уютен, что я даже ощутила легкую зависть. Я завидовала судьбе мантуанцев, живущих здесь всегда. Господи, как же они счастливы. Как бы я хотела жить в таком городе – городе, где царствует полная безмятежность. Даже красная черепица на аккуратных острых крышах выглядела такой опрятной, что навевала успокоение.
– Куда едем, мадам? – искажая слова, спросил кучер по-французски.
Вздохнув, я назвала ему улицу и номер дома. Чем ближе мы были к цели путешествия, тем больше я волновалась.
Начать хотя бы с того, что граф Дюрфор ни сном ни духом не помышляет о том, что я нагряну к нему в гости. Пожалуй, будет трудно убедить его даже в том, что я заслуживаю доверия, – ведь теперь у меня нет ни рекомендаций, ни пароля. Есть только письма королевы, да и они адресованы не ему. Кроме того, у Дюрфора был, так сказать, иной профиль деятельности, он никаким образом не был причастен к подготовке побега короля из Парижа.
Все это действовало против меня. Но у меня был шанс все-таки добиться содействия Дюрфора, используя единственный, но главный козырь: то, что Дюрфор был мужем моей кузины Люсиль де л'Атур. Правда, ее саму я видела всего три или четыре раза в жизни, а графа и того меньше, но, несмотря на это, он оставался моим кузеном. Может, этим соображением и следует объяснить на первых порах причину моего приезда.
Кучер помог мне выйти из кареты. Я оглядела себя, поправила шляпу на голове. Темно-красное платье и черный плащ на темно-красной подкладке сидели на мне превосходно. Через минуту я уже стучала в ограду белоснежного особняка.
– Господин Дюрфор только что поднялся и сейчас завтракает, – не слишком дружелюбно сообщил мне привратник.
– Я бы хотела повидать графа.
– Господин граф сказал, что никого не ждет сегодня.
Я задумалась. Не хотелось бы врываться силой, но Дюрфор мне нужен был немедля. Времени и так оставалось в обрез: на восемнадцатое апреля назначено дело с Дантоном, а сегодня уже пятнадцатое!
Я достала из кошелька луидор.
– Вот что, милейший, сообщите-ка графу, что к нему приехала кузина.
– Кузина – это вы, мадам?
– Да.
Меня проводили в дом и попросили подождать. Графский особняк напоминал белый роскошный корабль среди моря деревьев и цветов. Особенно тюльпанов… Сейчас вся эта растительность только начинала распускаться, и можно было представить, какой это райский уголок летом. Здесь журчали фонтаны, а по дорожкам парка бегали упитанные цесарки.
– Кузина? – раздался голос. – Какая еще кузина?
– Это я, – отозвалась я, подумав, что немного смелости никогда не помешает, и, не ожидая приглашения, прошла на террасу.
Она была открыта с одной стороны и окружена балюстрадой. Белые мраморные ступени вели прямо в сад, к фонтану. Здесь одуряюще пахло розами. Аромат цветов смешивался с запахом горячего кофе.
За белым столом, сервированным для завтрака, я увидела стройного молодого человека лет двадцати семи. Облаченный в домашний шелковый халат, перехваченный у пояса атласным кушаком, и домашние туфли, граф тем не менее казался изящным и элегантным. Он был уже выбрит, причесан, руки его были унизаны кольцами. И этот изнеженный молодой человек, с меланхоличным видом попивающий кофе и окружающий себя цветами, – это авантюрист? Я бы никогда не поверила. Должно быть, мне лгали о нем.
А еще… еще меня поразили его глаза – необыкновенного темно-синего цвета, почти фиалковые, выделявшиеся на бледном равнодушном лице. Почему я не заметила их раньше, тогда, когда в первый и единственный раз видела мужа Люсиль?
Он поднялся мне навстречу Лицо его не выразило даже удивления.
– Так это вы называете себя моей кузиной? О, тысяча извинений, сударыня, но мне кажется, что я вижу вас впервые.
– Нет, – сказала я. – Не впервые.
Я сняла шляпу отдала ее лакею, сбросила плащ и только тогда произнесла:
– Я принцесса д'Энен де Сен-Клер, господин граф, и когда я ехала к вам, то не сомневалась, что вы не откажете мне в чашечке кофе.
Дюрфор ничего не спросил и не удивился. Лакей по его знаку помог мне сесть, дворецкий налил мне кофе Когда они удалились, я осторожно спросила.
– Вы… вы верите мне? Или нужны доказательства? Дюрфор покачал головой.
– Да нет. Я узнал вас.
Поднося ко рту кусочек сыра рокфор, он добавил.
– Очень любезно, конечно, то, что вы явились, но, боюсь, я буду не слишком любезным хозяином. Я завтра уезжаю в Вену.
– В Вену? – переспросила я – Очень хорошо!
– Да, разумеется, хорошо для меня А почему это хорошо для вас, мадам?
– Потому что я поеду с вами.
Он окинул меня равнодушным взглядом, потом сам налил себе еще кофе Потом тяжело вздохнул и, наконец, наклонился ко мне.
– Может, вы скажете, что все это значит?
Я подумала, что сейчас самый подходящий момент. Раз уж он принял меня, не следует держать его в неведении. Кроме того, Люсиль не было поблизости, мы были одни, будет ли еще такая возможность?
– Сударь, – произнесла я, – я скажу кратко Я приехала потому, что, как мне кажется, вы – единственный, кто сейчас может помочь королю и королеве.
– Вы знаете пароль?
– Нет.
Он смотрел на меня удрученно. Потом махнул рукой.
– Скажем так, мадам. Сегодня я просто не в состоянии заниматься делами. Взгляните на меня – мне впору ехать на воды. Я совершенно разбит после вчерашнего… Я сейчас лягу спать.
– Но вы же только что проснулись!
– Я буду спать до вечера. Мне неудобно вам это сообщать, но вчера я был очень пьян и до сих пор не пришел в себя.
Все это было слегка странно и казалось мне шуткой. Мне как-то не верилось, что кто-то может быть менее одержим желанием помочь Марии Антуанетте, чем я.
