Машинально поблагодарив сиделку за халат и пообещав прислатьего обратно, она вышла в коридор приемного покоя. Регистратор за стойкойнапомнила ей, что она должна позвонить в больницу, когда определится спохоронами, но Лиз ничего не ответила.
Само слово «похороны» казалось ей ужасным.
На улице ее ждали в патрульной машине двое полицейских. Непроронив ни слова, Лиз села на заднее сиденье. Слезы текли по ее лицу, но онаэтого даже не замечала. Неподвижным взглядом она смотрела на дорогу сквозьрешетку, разделявшую салон полицейского автомобиля на две части, но не виделани спин офицеров, ни встречных машин, а только лицо Джека, когда он сказал: «Ялюблю тебя, Лиз».
Вскоре машина остановилась напротив ее дома.
Один из полицейских вышел и, открыв дверцу, помог Лизвыбраться из машины. Он даже спросил, не зайти ли им в дом, но Лиз отрицательнопокачала головой.
В этом не было никакой необходимости — к ней уже спешилаКэрол, а сзади сворачивала на подъездную дорожку машина Джин.
В следующую секунду обе женщины оказались рядом с ней. Ониподдерживали ее под локти, потому что стоять Лиз было невероятно трудно. Онапочти повисла у них на руках и всхлипывала, всхлипывала без конца.
Кэрол тоже плакала, а у Джин глаза были красными.
Всем троим было трудно поверить, что с Джеком случилось страшное.Это было невероятно, невозможно!
С кем угодно, но только не с ним!
Джин первая справилась с собой.
— Он убил и Аманду тоже, — сказала она прерывистымголосом. — Полицейский, который мне звонил, более или менее ввел меня вкурс дела. С ее детьми все в порядке. Они живы, но они видели, как ФилиппПаркер убивал их мать. К счастью, их он не тронул.
Услышав это, Лиз зарыдала в голос. Филипп Паркер убилАманду, Джека и себя. Эта волна смерти накрыла собой еще многих и многих. Ее.Детей. Детей Аманды, которые остались круглыми сиротами. Всех, кто любил и зналДжека или был его клиентом. Родственников и просто знакомых. Его смерть былапотерей для огромного количества людей, но сейчас Лиз думала только о том, чтоона скажет своим детям. Она знала, что стоит им увидеть ее, и они сразу поймут— случилось что-то ужасное. Ее волосы были в крови; кровь с ночной рубашкипятнами проступала сквозь больничный халат, и вообще она выглядела так, словнотолько что побывала в дорожной катастрофе и чудом осталась жива.
— На что я похожа? — спросила Лиз у Кэрол. —Должно быть, я кошмарно выгляжу.
— Вы выглядите, как Джеки Кеннеди в Далласе, —ответила она откровенно, и Лиз поморщилась.
— Нужно что-то сделать. Я не могу показаться детям втаком виде, — сказала она. — Можешь ты принести мне чистый халат? Ирасческу… Я подожду тебя в гараже.
Кэрол ушла, а Джин помогла Лиз добраться до гаража. Там онисели на старый, продавленный диванчик, который когда-то стоял у них в прихожей.Лиз пыталась сообразить, что же ей все-таки сказать детям. Солгать она немогла. Дело было лишь в том, как преподнести им страшную правду, потому чтосегодняшний день, без сомнения, должен был серьезно повлиять на всю ихпоследующую жизнь. Но ей так и не удалось ничего придумать. Когда Кэролвернулась с розовым махровым халатом и щеткой для волос, Лиз снова рыдала, аДжин нежно гладила ее по спине.
Как бы там ни было, необходимость действовать помогла Лизсобраться. Накинув купальный халат поверх серого больничного, она кое-какрасчесала волосы и повернулась к Кэрол.
— Ну, как я выгляжу теперь?
— Если честно, вы выглядите скверно. Но по крайней меретеперь вы не напугаете их своим видом. Хотите, мы пойдем с вами?
Лиз кивнула. Обе женщины помогли ей подняться и пройти вкухню, которая сообщалась с гаражом. В кухне, к счастью, никого не было, но изгостиной доносились голоса. Лиз попросила Кэрол и Джин подождать, пока онапоговорит с детьми. Она чувствовала, что должна сама сообщить им о смерти отца— это был только ее долг, только ее обязанность, но как она скажет это, какимисловами?!
Когда Лиз вошла в гостиную, Питер и Джеми возились надиване, изо всех сил толкая друг друга и громко хохоча. Джеми первым заметилмать. Он поднял глаза, и Лиз показалось, что на мгновение сын застыл словнопарализованный.
— Что с папой? — спросил Джеми каким-то чужим,взрослым голосом. — Где он?
Он как будто сразу что-то понял. Впрочем, Джеми частозамечал такие вещи, на которые старшие не обращали внимания.
— Его нет, — ответила Лиз. — Где девочки?
— Наверху. — Это сказал Питер, встревоженнопоглядев на мать. — Что случилось, мам?
— Сходи позови их сюда, пожалуйста. — Лиз вдругпришло в голову, что Питер теперь — глава семьи, хотя сам он об этом пока недогадывался.
Не сказав ни слова, Питер встал с дивана и вышел.
Лиз слышала, как он поднимается по лестнице. Через минуту онвернулся с сестрами; лица у всех четверых были серьезными, словно они ужечувствовали — их жизнь вот-вот изменится самым решительным образом. Детиостановились в дверях, вопросительно глядя на мать.
— Сядьте, пожалуйста, — сказала Лиз как можноспокойнее, и они собрались на диване вокруг нее. Лиз обняла их за плечи и,переводя взгляд с одного любимого лица на другое, вдруг подумала: это все, чтоу нее осталось. Слезы снова потекли по ее щекам, но она даже не пыталасьсдержать их. Прижав к себе Джеми, она заговорила:
— Я должна сказать вам… Случилась одна страшная вещь…
— Что? Что случилось?! — не выдержала Меган, и вее голосе зазвенели истерические нотки. Девочка готова была разрыдаться, и Лизпоняла, что должна ее опередить.
— Папа умер, — сказала она просто. — Егозастрелил муж одной нашей клиентки.
— Где он?! Где наш папа? — закричала Энни.Остальные молча смотрели на мать. Они просто не могли поверить в то, чтослучилось, но Лиз и не ждала от них этого. Она сама никак не могла свыкнуться смыслью, что Джека больше нет.
— Он в больнице, — ответила она, но, чтобы невводить их в заблуждение и не подавать ненужной надежды, добавила:
— Он умер полчаса назад. Он просил передать вам, что онвсех вас любит…
Она знала, что нанесла им страшный удар. Больше того, Лизпонимала — этот день они будут помнить всегда. Сколько бы им ни довелосьпрожить на свете, они снова и снова станут воспроизводить в памяти эти ее словаи никогда их не забудут, как никогда не забудут Джека.
— Мне очень жаль, мне очень жаль, — повторяла Лиздрожащим голосом, крепче прижимая детей к себе.
— Нет! — хором крикнули девочки, заливаясьслезами. — Нет! Нет! Нет!..
Питер тоже рыдал, забыв, что ему уже шестнадцать и что онуже совсем взрослый. Только Джеми серьезно посмотрел на мать и, осторожно, норешительно высвободившись из ее объятий, медленно попятился.
