Джерри держал путь к нагромождению скал, где река делала излучину. У самого берега лежало несколько плоских каменных обломков, на которых пригрелась пара малиновок. Разморенные жарой, они и не думали улетать, когда люди проходили мимо. Джерри уселся в стороне от птичек, в удобном углублении скалы, свесив ноги над водой. С минуту Рэй смотрела на него, с завистью вспоминая, с какой легкостью ее спаситель прыгал с камня на камень. Казалось, он способен удерживать равновесие когда угодно и где угодно, да и вообще трудно было вообразить, что он чего-то не умеет или к чему-то не пригоден. Вот и на обломке скалы он сидел как на троне. Вздохнув, девушка занялась тем, ради чего и вызвалась сопровождать Джерри, — поисками червей.
В кустах ей бросился в глаза гниющий ствол поваленного бурей дерева. Не задумываясь, она перевернула его и обнаружила с десяток толстых дождевых червей, которых сложила в край шали вместе с пригоршней земли (чтобы не обсохли).
Когда она вернулась назад, то поначалу решила, что Джерри задремал в потоке солнечных лучей. Впрочем, он тут же встряхнулся и критически оглядел ее находку.
— Неплохо, очень неплохо! А теперь насади червячка. Сам я терпеть не могу этих скользких тварей.
Разумеется, он притворялся, но Рэй сделала вид, что верит, — ради заключения мира. Выбрав червя пожирнее, она ловко наживила крючок и передала удочку Джерри, который забросил ее, не потрудившись сказать спасибо: Рэй нашла заброс чересчур небрежным. Очевидно, ее покровитель явился сюда затем, чтобы хорошенько поразмыслить, а вовсе не ради рыбы. Когда Джерри снова замер в полной неподвижности, она последовала его примеру и лишь изредка бросала косой взгляд на удочку, свободно лежавшую у него на коленях.
А Джерри думал о том, что ни разу не встречал белой женщины, способной сохранять полную неподвижность. Да и мало кто из мужчин — белых мужчин — был способен на такое. Это требовало определенной сноровки, которую сам он приобрел далеко не сразу. Впрочем, два года, проведенные среди семинолов, принесли ему немало пользы. Он и раньше умел драться — индейцы научили его побеждать. Почему он вспомнил то время? Потому что Рыжая сидела рядом неподвижно, как статуя?
— Вспомнила что-нибудь о себе? — спросил он равнодушным тоном.
— Нет.
Этот намеренно короткий ответ заставил Джерри улыбнуться краешками губ. Рыжая скрупулезно соблюдала обещание вести себя тихо. Получалось, что она умеет держать слово. Ему и без того многое в ней нравилось, совсем ни к чему было удлинять список.
— А что, обязательно быть такой лаконичной?
— Нет, я ничего о себе не вспомнила.
— Рыжая! — предостерег Джерри.
— Почему ты так меня называешь? — заинтересовалась она вдруг.
— Потому что так тебя назвал хозяин таверны, и ты откликнулась. А что? Тебе идет. Ты ведь и вправду рыжая.
Девушка нашарила на лбу выбившийся локон и потянула к глазам. Так как он был коротковат, глаза ее съехались к переносице.
— Ничего подобного! — отрезала она, не обращая внимания на смех Джерри. — Волосы у меня каштановые. Сегодня утром я смотрелась в твое зеркальце для бритья. Они самые что ни на есть каштановые!
Глядя, как солнце бродит у нее в волосах, окрашивая их в густую рыжину, Джерри покачал головой. Ему вспомнился Тициан. Тот все время рисовал женщин с такими волосами. Волосы этой девушки наводили на мысль об осенних лесах, о пылающих кронах кленов.
— Тогда почему же Вульф назвал тебя Рыжая, а не Самая Что Ни На Есть Каштановая? — поддразнил он.
— Вообще-то имя Рыжая мне что-то напоминает, — задумчиво сказала девушка. — Кажется, я вот-вот поймаю… но воспоминание ускользает.
— Может, ты вспоминаешь, что я называл тебя так? Только так и никак иначе.
«А вот и неправда, — подумала Рэй. — Еще ты называл меня шлюхой и потаскухой». Но она оставила это при себе, не желая портить возникшие между ними приятельские отношения.
— А как случилось, что тебя назвали Джерико? Иерихон! Странное имя.
— Я сам назвал себя так, в десять лет… когда мой привычный мир рухнул.
Джерри был не менее удивлен, чем Рэй. Мало кто знал его теперешнее полное имя, а те, кто знал, понятия не имели, откуда оно взялось. Он никогда об этом не упоминал.
— Все это ерунда, — добавил он поспешно. — Считай, что Джерико — это мое «рабочее» имя, как для тебя — Рыжая.
Девушка помолчала. В голове роилось множество вопросов, но было совершенно ясно, что Джерри не придет в восторг, если она попробует сунуть нос в его прошлое. И все же если человек сам выбирает себе новое имя в возрасте десяти лет… чего он этим добивался? Иерихон. Это как ключ к болезненным, тягостным воспоминаниям. О чем он хотел помнить всю жизнь, пусть даже против воли?
— А Смит? — спросила она не без робости.
— Это подлинное.
На большее она и не надеялась.
Рэй подтянула ноги к груди, легла щекой на колени и вгляделась в лицо Джерри. Черты его пребывали в покое, лоб был разглажен, между бровями нельзя было заметить даже самой крохотной морщинки — как если бы его ничто не беспокоило, как если бы недавний диалог был плодом ее фантазии. Только тут ей бросилось в глаза, как поразительно черны на фоне белокурой шевелюры его густые ресницы. Они словно принадлежали совсем другому человеку. Без сомнения, Джерри знал, что за ним наблюдают, но не подал и виду.
Поплавок дрогнул.
— Клюет!
— Похоже, — лениво согласился Джерри и протянул удочку Рэй. — Займись делом. В рыбалке мне больше всего нравится ждать поклевки.
Девушка усмехнулась. Он лез вон из кожи, изображая непробиваемого типа. Она приняла удочку и водила добычу — по всем правилам, но без особого пыла — до тех пор, пока леска вдруг не ослабела.
— Сорвалась.
— А наживка?
— Съедена.
— Отлично. Наша рыбка набирает вес.
Такой подход не мог обеспечить им ужина, но в эти минуты Рэй меньше всего думала о еде. Она вновь наживила крючок и вложила удочку в праздные руки Джерри. При этом она нечаянно коснулась их — и… отдернула руку. Короткий контакт ошеломил. Джерри его как будто даже не заметил.
— Имена бывают самые разные. У меня есть друг по имени Иерусалим, — сказал он в необъятной тишине, которая вдруг простерлась между ними.
— Правда?..
— Это имя всегда казалось мне странным.
— И верно, странное имя, — рассеянно согласилась Рэй, думая: бывает ли тяготение неразделенным, как любовь?
— Может, потому он его и сократил, до Салема. Я не слыхал, чтобы кто-то хоть раз назвал его полным именем.
— Ну и что же? Людей нередко называют уменьшительным именем.
— Но не меня. Ко мне обычно обращаются по фамилии.