СВЕРХЗАДАЧАПостепенно реализм всё же стал брать верх. Причём не малую роль в этом сыграл сам Горбачёв. Он активно подключился к дискуссиям и вскоре под его руководством состоялась целая серия совещаний. На одной из таких узких встреч в Кремле 4 октября (присутствовали: Чебриков, Зайков, Ковалёв, Черняев, Ахромеев) Генсек так сформулировал задачу:
«Наша цель –сорвать следующий этап гонки вооружений. Если мы этого не сделаем, опасность для нас будет возрастать. А не уступив по конкретным вопросам, пусть очень важным, мы потеряем главное. Мы будем втянуты в непосильную гонку и мы её проиграем, ибо мы на пределе возможностей. Тем более, что можно ожидать, что очень скоро может подключиться к американскому потенциалу Япония, ФРГ. Поэтому главное –сорвать новый этап гонки вооружений»
Что ж, цель была поставлена необычайно чётко. И, пожалуй, никогда раньше Горбачёв не говорил столь откровенно, что советская экономика на пределе и потому не выдержит нового витка гонки вооружений. Соответственно предлагалась и тактика:
— «Чтобы качнуть Рейгана, — говорил Горбачёв, — мы ему должны что— то дать. Что— то нажимно –прорывное должно быть сделано… Если провал, тогда мы можем сказать: вот на что мы готовы были пойти!»[183]
В этом ключе и была разработана конкретная советская позиция по четырём главным направлениям.
Первым пунктом шло предложение сократить на 50% каждый из трёх видов стратегических наступательных вооружений СССР и США — межконтинентальные баллистические ракеты (МБР), баллистические ракеты на подводных лодках (БРПЛ) и тяжелые бомбардировщики (ТБ). В качестве запасного варианта разрешалось дать согласие на сокращение этих СНВ до уровня 1600 носителей и 6000 ядерных боезарядов. Это было главным, что вёз Горбачёв в своём портфеле в столицу Исландии — срезать наполовину стратегические наступательные вооружения как по носителям, так и по боеголовкам. Это была новая и перспективная позиция.
При этом Советский Союз шёл на большие уступки. После жарких дискуссий военные вынуждены были согласиться на 50%— ное сокращение наших тяжёлых МБР СС— 18 (с 308 до 154). Для США это было главное, так как подобных ракет у них не было. Кроме того, давалось согласие на засчёт каждого тяжёлого бомбардировщика с ракетами СРЭМ и ядерными бомбами на борту как одного стратегического носителя в числе 1600 и одного боезаряда в числе 6000. Это было другой крупной уступкой Соединённым Штатам, так как они обладали такими бомбардировщиками.
Понятно, что оба эти решения были очень непростыми для наших военных. Учитывая особенно, что ранее под давлением Горбачёва они вынуждены были отказаться и от зачёта ядерных средств передового базирования США, находящихся на базах вокруг Советского Союза, которые в силу своего географического размещения были способны, как и СНВ, достигать объектов на территории Советского Союза.
Вторым пунктом шло радикальное сокращение ракет средней дальности (РСД) СССР и США. Оно предусматривало их полную ликвидацию в Европе и сохранение по 100 ракет в Азии и США. Главной уступкой здесь был отказ от учёта ядерных средств Англии и Франции. Этот вопрос вообще выносился за рамки переговоров.
Такое решение Горбачёв принял ещё в августе, отдыхая в Крыму. Но для военных это был настоящий удар. Ахромеев даже подумывал об отставке. Но, как пишет в своих воспоминаниях, «после того как успокоился и всесторонне оценил складывающуюся ситуацию, пришёл к выводу, что проблема английских и французских стратегических ядерных сил на переговорах стала ключевой, от её решения зависело, быть или не быть первому шагу на пути ядерного разоружения, а с ним и нашей новой внешней политике вообще. Я пришёл к убеждению, что другого решения у Горбачёва быть не могло».[184]
Третьим пунктом шла позиция твёрдо придерживаться Договора по ПРО в том виде как он был подписан в 1972 году. Для военных это было главное. Они шли на уступки по СНВ и РСД при том понимании, что США возьмут встречное обязательство не создавать противоракетной обороны. Как свидетельствует Александр Бессмертных, маршал Ахромеев неоднократно встречался в эти дни с Горбачёвым и смог убедить его занять бескомпромиссную позицию в отношении ПРО.[185]
Маршал подтверждает это. В своих воспоминаниях он пишет: «Сейчас, в 1991 году, могу откровенно сказать: именно исходя из такой твёрдой увязки предстоящих сокращений СНВ с выполнением обеими сторонами Договора по ПРО 1972 года, министр обороны С.Л. Соколов и начальник Генерального штаба дали тогда согласие на столь существенное изменение нашей позиции.»[186]
А в этом была и своя далеко не маленькая хитрость — военные были уверены, что Рейган не пойдёт на отказ от своего детища — СОИ. Таким образом, договоренности по СНВ и РСД повисали в воздухе — они были завязаны теперь на отказ от СОИ.
Четвёртым и последним пунктом в советской программе было полное запрещение ядерных испытаний. Но особого энтузиазма здесь не было и он выдвигался скорее для пропаганды.
В общем, как заявил Горбачев: «Если Рейган не пойдёт на всё это, мы это всё выложим на весь мир. Таков вот замысел».
Поэтому вопреки прошлым временам, когда советские лидеры в основном хмуро бурчали «нет», портфель Горбачёва был доверху набит новыми конкретными подходами к разоружению. Правда, венчало эту программу широковещательное заявление о намерении и впредь добиваться запрещения ядерного оружия. Трудно сказать верил ли Горбачёв в реальность безъядерного мира, но военных он на этот раз поддержал.
А весь сценарий был построен на динамике: изложить американцам заманчивые для них предложения о глубоких сокращениях СНВ и полной ликвидации РСД в Европе, но прочно завязать их на отказе от СОИ. Результат не трудно было предугадать и Горбачёв был прав: скорее всего, американцы «ухватятся за стратегическое оружие, а по ПРО не пойдут нам навстречу». Тогда остаётся одно –»разоблачать» их империалистическую политику. Непонятно только одно –как это можно сочетать со «сверхзадачей» им же поставленной — «сорвать новый этап гонки вооружений».
