Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
– Но ведь это фашизм, – перебил Игорь Алексеевич. – Вы что, фашист?
Я вздрогнул, почувствовал, как меня заливает бешенство. Но отозвался внешне спокойно:
– Зачем вы меня оскорбляете?
– Нет, я не оскорбляю, я констатирую. Есть демократы, есть монархисты, есть фашисты… Если вы готовы отбраковывать людей в трехлетнем возрасте, то как это назвать?
– Я не отбраковываю. Я принимаю людей с недостатками, даже злодеев, как данность. К тому же, – бешенство пригасло, хотелось продолжать разговаривать, сказать что-то такое, что знакомым людям я не скажу, – к тому же мне такие люди необходимы.
– Для чего?
– А о ком мне писать, если они исчезнут? Литература существует на том, что описывает человеческие пороки.
Бизнесмен совсем невесело засмеялся:
– Отлично! А мы этого не учли!.. М-да, – оборвав смех, произнес серьезно, – я готов платить сто тысяч долларов, а найти тех, кто бы сформулировал кодекс, создал комплекс, не могу. Что же это такое происходит с людьми?
Сто тысяч долларов вернули меня из болтовни в неблагополучную реальность. Неблагополучную для меня и моей семьи… Сто тысяч долларов – это примерно три лимона рублей. Как самая денежная литпремия России, которая мне не светит…
– Что нужно конкретно делать? – спросил я.
– Обосновать, почему человек должен быть честным, поступать справедливо, думать о других, хорошо делать свое дело. – Игорь Алексеевич взял одну из толстых книг. – Вот «Жизненная конвенция». В нее входят разделы «Безупречная общность», «Добродетельное соучастие», «Внутренняя гармония»…
Черт меня дернул ляпнуть:
– Вот видите, у вас же все есть.
– Ничего еще нет! – вскричал бизнесмен и открыл книгу, полистал – несколько сотен страниц были пусты; увидев мой недоуменный взгляд, он объяснил: – Есть архитектура, а наполнения пока нет. Его и предстоит создать…
Я представил себя сидящим над этой книгой и заполняющим белые страницы умными, безупречно умными и абсолютно правильными мыслями. Создаю обоснование для идеальной общности людей, прочитав которое, миллионы индивидов сольются в этой общности… Внутренняя гармония…
Меня замутило. То ли от грандиозности труда, то ли от тяжести его. Бывает, пронесешь слишком тяжелую сумку, и начинает подташнивать… Так и сейчас.
– Но ведь, – вспомнил, – есть ведь Новый Завет, десятки учений, в которых уже сказано, как стать правильным.
– Вы о религии? Нет, это не наш путь. Любое религиозное течение по сути своей агрессивно, Иисус Христос на самом-то деле – очень жестокий человек. Он не терпел компромиссов. Призывал разрушать семьи, если кто-то из членов не следует за ним… Мы этого не хотим.
– Извините, но ведь невозможно, чтобы все люди присоединились к вашему комплексу… конвенции то есть…
– А мы считаем, что это возможно. Впрочем, мы с вами пошли по второму кругу… Что ж, жаль, что вы не верите в наше дело. К сожалению, мы в вас ошиблись. – И Игорь Алексеевич снова хотел подняться.
– Желаю вам успеха в вашем деле, – сказал я с усмешкой, поняв, что разговор окончен.
Бизнесмен дернул головой.
– Не надо так с нами. – В голосе послышалась угроза.
– В смысле?
– Не надо иронии. Здесь собрались очень серьезные ребята.
– Да какая ирония…
– Всё, я вас больше не задерживаю.
Я встал и пошел к дверям. Игорь Алексеевич поднял трубку телефона и стал нажимать кнопки на корпусе. Мне стало страшно: сейчас скажет там кому-нибудь, что я ему, крутому, из «Форбс», нахамил, велит разобраться. От этих «серьезных ребят» можно ожидать чего угодно.
Хотел вызвать лифт, но увидел зеленый указатель с бегущим человечком. Спустился по лестнице на два этажа и тогда уж поехал на лифте. Но чувство, что сейчас меня подхватят за руки и поведут куда-то, усиливалось… Выбежал из здания и, даже не покурив, рванул в торговый центр. Затеряться…
Убеждал себя, что ничего со мной не сделают, и умом соглашался, а сердце колотилось, ноги дрожали. Пот щипал спину.
– Связался, блин, – шептал дрожащим голосом. – Сто тысяч долларов… Получай теперь…
Тогда я не мог понять, почему нахожусь в таком состоянии, чего так испугался, до паники. Лишь позже осознал, что это сработала самозащита. За страхом погони я пытался спрятать страх потери такой выгодной работы.
Ну, не сто тысяч, конечно, но за тысячу баксов в месяц можно было попытаться чего-то поделать. И хоть я до сих пор не понимаю, что конкретно от меня хотели, думаю, постепенно бы разобрался, втянулся… А если бы не разобрался, ушел бы через два-три месяца. Что бы я потерял?
Потерял бы, может быть, время. Да, это самое важное – время.
Пишущие о жизни, как я заметил, очень боятся в эту самую жизнь погружаться. При помощи первой удачной книги люди выныривают из толщи жизни, устраивают рабочее место – письменный стол, удобный стул (первую книгу зачастую пишут на коленке, лихорадочно, в отчаянии) – и становятся профессионалами… Какое-то время они используют багаж личного прошлого, потом – сочиняют, обращаются к истории, некоторые пытаются философствовать, нравоучительствовать… Когда таких людей отрывают от их, как они считают, дела жизни, им это не нравится, их это раздражает, приводит в отчаяние, вызывает протест.
Вот и меня оторвали. Точнее, предложили оторваться на какое-то время. И я ощетинился, запротестовал… Может быть, я бы сам дошел до идеи писать нечто подобное тому, что предложил мне Игорь Алексеевич. Мой знакомый, автор нескольких повестей, не достигнув возраста Христа, издал толстенькую книгу – настоящий трактат под названием «Смягчение нравов» – о том, что власти и оппозиции пора заканчивать враждовать и заняться общим делом: возрождением великой России. Другой знакомый, тоже моложе меня, года два назад выпустил длиннющий, но увлекательный очерк, доказывающий, что человек при социализме во всех отношениях лучше, чем при капитализме… Вообще прозаики всё чаще и дальше уходят в разнообразную публицистику, забывая о прозе. Может, они и правы.
А тут ерзаешь в своем уголке за шкафом, тупишь, вяло надеясь создать нечто великое. Злишься на жену, которая просит помочь в каких-нибудь домашних делах, на требующих внимания детей. На работу идешь как на пытку и там страдаешь от того, что время идет, а ты не делаешь ничего серьезного…
Стоит полистать дневники, письма писателей да вообще так называемых творческих, и почти у каждого красной нитью проходит: «Моя жизнь тратится на пустяки, а я ведь предназначен для грандиозного». У художников даже бриться и мыться не принято: не хотят тратить драгоценные минуты…
И вот я петлял по залам и этажам торгового центра в Москве-Сити, озирался, гадал, кто следит за мной, ожидал, что вот-вот меня схватят, впихнут в туалет или какую-нибудь подсобку, и плакал в душе, горько раскаивался, что клюнул на злополучное письмо, приехал, связался… А мог бы сейчас сидеть за письменным столом и писать, писать вдохновенно. Казалось, так вдохновенно, как сейчас в воспаленном своем воображении, я не писал…
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
