Среди Избранных ходило старинное изречение, древнее высказывание, и никто не знал, когда оно было произнесено впервые. Исток нашей веры — в справедливости, честны будьте, несущие эту службу, и ничто не причинит боли верующим, чистота — сила наша и добродетель, родитель, ведущий ребенка.
В ванной раздался шум.
Фьюри кричал.
Развернувшись, Кормия побежала туда.
Она обнаружила его обнаженным, стоящим в потоке, откинувшись корпусом назад. Его кулаки были сжаты, спина напряжена, а грудь выгнулась. Но он не кричал. Он смеялся.
Повернув голову и заметив ее, он опустил руку, но не прекратил смеяться.
— Извини… — Все еще продолжая безудержно веселиться, он попытался сдержать хохот, но не мог. — Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший?
— Нет… — Она думала, что он красивый, его золотистая кожа влажно блестела от воды, его волосы широкими локонами рассыпались по спине. — Что смешного?
— Подашь мне полотенце?
Она протянула ему свернутую ткань, и не стала отворачиваться, когда он вышел из потока.
— Ты когда-нибудь слушала о Волшебнике из страны Оз?
— Это рассказ?
— Не только. — Он прижал к себе махровую ткань. — Может, когда-нибудь я покажу тебе фильм. Но вот над чем я смеялся. Я понял его неправильно. Я думал, что он — всесильный Призрак Кольца в моей голове. Но это был Волшебник из страны Оз, болезненный слабый старик. А я-то считал его страшным, думал, что он сильнее меня.
— Волшебник?
Он постучал по виску.
— Голос в моей голове. Плохой голос. Я курил, чтобы избавиться от него. Я думал, что он — тот огромный, неодолимый Призрак Кольца. Но это не он.
Было невозможно не присоединиться к радости Фьюри, и, когда она улыбнулась ему, тепло неожиданно наполнило ее сердце и душу.
— Да, этот внушительный, громкий голос оказался пустышкой. — Он дотронулся ладонью до предплечья, потирая, будто у него была сыпь… но ничто не портило его гладкую, совершенную кожу, насколько она могла видеть. — Внушительный… громкий…
Взгляд Фьюри внезапно изменился, когда он посмотрел на нее. И она знала почему. В его взгляде вспыхнул жар, а член начал увеличиваться.
— Прости, — сказал он, потянувшись за еще одним большим полотенцем и прикрыв им себя.
— Ты переспал с ней? — выпалила Кормия.
— С Лейлой? Нет. Я дошел до вестибюля, когда решил, что не смогу пройти через это. — Он покачал головой. — Этого просто не может произойти. Я не смогу быть ни с кем, кроме тебя. Но вопрос в том, что сейчас делать… и я знаю ответ, хороший он или плохой. Я уверен, что все это… — Он обвел рукой окружающую обстановку, подразумевая сам Храм и то, что находилось вне его пределов. — Это не может так больше продолжаться. Эта система, образ жизни не работает. Ты права, дело не только в нас, это касается абсолютно всех. Система не работает ни для кого.
Когда до нее дошел смысл его слов, она подумала о месте, где появилась на свет. О белых растянувшихся лужайках, белых домах, белых мантиях.
Фьюри покачал головой.
— Раньше здесь жило две сотни Избранных верно? Но тогда же в Братстве состояло около тридцати-сорока воинов, так? — Когда она кивнула, он уставился на воду в потоке. — И сколько осталось сейчас? Знаешь, нас убивает не только Общество Лессенинг. Эти гребаные правила, по которым мы живем. Избранные здесь не в безопасности, они лишены свободы. С ними плохо обращаются. Если бы тебя не тянуло ко мне, это не имело бы никакого значения. Тебе все равно пришлось бы заниматься со мной сексом, а это жестоко. Ты и твои сестры — пленницы здесь, служащие традиции, в которую, интересно мне, сколько из вас верят? Жизнь в качестве Избранной… это не вопрос выбора. Его у вас нет. Посмотри на себя — ты не хочешь здесь находиться. И вернулась только потому, что не было другого варианта, верно?
Она произнесла лишь три слова, три невероятных слова, которые изменили все.
— Да, не было.
Кормия приподняла свою мантию и позволила ей упасть на пол, думая о том свитке, на полу Храма Изолированных Летописец. О свитке с набросанными ею макетами зданий, с которым ей некуда было обратиться.
Сейчас головой качала она.
— Я не понимала, как много о себе не знаю, пока не попала на Ту Сторону. И я верю, что с другими происходит то же самое. Они, должно быть… ну не могу одна я иметь нераскрытые таланты или неосознанные интересы. — Она начала расхаживать по комнате. — И я не верю, что каждая из нас чувствует себя неудачницей. Если только по причине ошеломительного давления, которое возводит все до высшей степени, до жизненной значимости. Одна маленькая ошибка, будь то неправильно написанное слово, выбивающаяся из молитвы нотка или некрасивый шов на ткани, и появляется ощущение, что тобой недовольна вся раса.
Она не смогла прекратить внезапный поток слов.
— Ты прав. Это не работает. Наша цель — служить Деве-Летописеце, но должен быть такой способ, при котором мы будем уважать и себя. — Кормия взглянула на Фьюри. — Если мы ее Избранные дети, то разве это не должно означать, что она желает для нас только лучшего? Разве не этого хотят родители для своих детей? Как может это… — Она окинула взглядом подавляющую, душную белую комнату. — Как может все это быть лучшим? Для многих из нас это глубокое замораживание, а не жизнь. Мы в анабиозе, несмотря на то, что можем двигаться. Как это… может быть лучшим для нас?
Брови Фьюри низко опустились.
— Не может. Не может, черт возьми.
Он скомкал в руках большое полотенце и швырнул на мраморный пол. Потом схватил медальон Праймэйла и сорвал со своей шеи.
Он уйдет с должности, подумала Кормия, восхищаясь им и одновременно чувствуя разочарование будущим. Он уйдет с должности…
Фьюри поднял тяжелую, золотую бляшку, и когда медальон закачался на кожаном шнурке, она перестала дышать. На его лице отражались целеустремленность и сила, а не безответственность. Свет в его глазах был собственническим, лидерским, не имеющим ничего общего с инфантильностью. Стоя перед ней, он представлял все Святилище, все здания и земли, воздух и воду: он был не из этого мира, он сам был этим миром.
Наблюдая целую жизнь, развитие истории в чаше с водой, Кормия осознала, что, рассматривая качающийся в воздухе медальон, она наблюдала развитие и ход истории прямо перед собой, в реальном времени.
После этого уже ничего не будет, как прежде.
С высоко поднятым, зажатым в руке и раскачивающимся из стороны в сторону украшением, Фьюри объявил жестким, глубоким голосом:
— Я — сила расы! Я — Праймэйл! И я буду править.
Глава 49
На окраинах Колдвелла в умеренной температуре летней ночи, Братство собралось под полной, изумительной луной… удивляясь творящейся чертовщине. Эскалейд подъехал к их тесной группе, и Джон был несказанно рад присоединиться к ним. Отстегнув ремень безопасности, он выпрыгнул из внедорожника, когда Рейдж остановил машину. Блэй и Куин встали бок о бок, и они втроем направились к Братьям.
