— Хотите, угадаю название вот этой рукописи? — благоразумно увел разговор в сторону Родионов. — Да-да, той что перед вами сейчас.
— Угадайте.
— «Сталь бурлит», — закрыв глаза, прошептал Родионов сомнамбулическим голосом. — Или кипит. Что-то такое клокочущее…
— Вы экстрасенс!? — дама привстала с места. — Надо же! Я сразу что-то такое почувствовала в вас. Вы и людей лечите? — с надеждой в голосе спросила она.
— Нет, я не практикую, — сухо сказал Пашка. — Занятия литературой отнимают все мое время. Впрочем, повесть я не принес, а зашел посовещаться насчет двух смущающих меня пунктов.
— Слушаю вас! — готовно отозвалась собеседница. — Да вы присядьте, пожалуйста. Что ж это я на самом деле, — засуетилась она.
— Так вот, — важно произнес Родионов, размещаясь на шатком стуле. — Суть дела такова. У меня есть выражение «белые разваренные руки». Допустимо ли такое выражение в современной литературе?
— Вполне, — одобрила редакторша. — Образ зримый, живой.
— Ага, — Пашке вдруг пришла в голову озорная мысль, он вытащил записную книжку. — Я тут леплю образ православного священника… Вот зачитаю вам кое-какие детали… Ага, вот: «Обрюзглый человек в рясе, с тяжелым крестом на шее угрожающе посмотрел на учеников. Маленькие злые глазки прокалывали всех… Дети боязливо посматривали на человека в рясе… Лицо попа побагровело… Класс затих, съежился…» Так-так, далее: «…визгливый крик отца Василия… Поп схватил мальчика за оба уха и начал долбить головой об стенку…»
— Ну-у… — удивилась редакторша. — Я, признаться, не люблю священников, но вы, по-моему, через край хватили… Что это он так разъярился? Головой об стенку…
— Да мальчик ему вопрос задал… Вполне, я вам скажу, невинный вопрос. О геологическом возрасте земли.
— Нет-нет, вычеркните это немедленно, — посоветовала редакторша. — Это нельзя печатать! Слишком много ненависти. Я бы даже сказала какой-то животной ненависти…
— Уже, — сказал Родионов.
— Что «уже»?
— Напечатано уже. Миллионными тиражами… Мальчик этот потом ему махорки насыплет в пасхальное тесто…
— А! — догадалась редакторша. — Так это же Николай Островский! «Как закалялась сталь»! Великий роман…
— Знаете, что в этом романе самое великое? И между прочим, сам автор об этом и не догадывался…
— Ну что?
— А то, что мальчика этого настигнет потом Божья кара. Он в итоге ослепнет. И поделом — не оскорбляй святой Пасхи!
— Ну, не знаю, не знаю…
— Хорошо, — продолжал Пашка, я отвлекся. — У меня есть такое сравнение: «Шляпа цвета бутылочного стекла». Фетровая шляпа имеется в виду. Допустимо ли?
— Прекрасный сдержанный тон. За этим видится пожилой уравновешенный герой, мало улыбающийся, знающий себе цену. Семьянин. Не пьющий… Я это вижу.
— Вы угадали, герой именно таков, — сказал Родионов. — А меня тут мучил до вас… Тут до вас сидел на этом месте такой не очень приветливый тип… Его что, уволили? Въедливый был, цеплялся к каждому пустяку…
— Да, был… Но он, как бы вам сказать, — дама пошевелила пальцами, подыскивая подходящее выражение, — он вынужден был уволиться. Воспаление головного мозга… Свихнулся, грубо говоря. Лечится сейчас где-то… Действительно, судя по рассказам, тип не из приятных. Да вот, кстати, книжка его! — она извлекла из ящика стола книгу в пестрой обложке и показала издали Родионову. — Чего только не издают теперь…
— Позвольте поинтересоваться, — Пашка протянул руку и получил просимое. Книгу свою он увидел впервые и оттаявшее чувство тщеславия приятно пощекотало его самолюбие. — На вид вполне ничего книга, да и название неплохое, — похвалил он сам себя.
— Название так себе, — охладила его собеседница. — Вы бы почитали, что внутри. Такого нагородил, действительно свихнуться можно. Я и не удивляюсь…
— Ну-ну-ну… — подзадоривал ее Пашка.
— Конечно, человек не без способностей. Но дремучий! Все с ветряными мельницами воюет… Ужасный консерватор.
— А что там по-существу? — спросил Родионов, оглядываясь на дверь. Больше всего он боялся теперь того, что войдут сослуживцы и помешают разговору. — Что-то такое я слышал про эту повесть…
— Да по-существу бред. Там у него борьба мировоззрений. На фоне несчастной любви. Молодая русская девушка с американской мечтой. Мечтает о красном мерседесе, а он все воюет с ней, цепляется, канючит. Что плохого в красном мерседесе. Нормальная, здоровая мечта…
— Может быть, у него как-нибудь иносказательно там?..
— Это да. Именно все иносказательно. Концептуальная, скучная проза. Она, эта любовь его несчастная, как бы образ России. Россия, обольщенная Западом. Захваченная бандитами. Она там бандиту как бы принадлежит… И вот они несутся вместе с этим бандитом на своем мерседесе, на своей американской мечте, ну и врезаются, не вписываются, так сказать, в крутой российский поворот… Какой-то там внутри мерседеса главный мафиози расшибается в лепешку, Сыч какой-то… Ну и она вместе с ним. А в конце подрастает девочка Надежда, в Бога верит… Дескать, новая Россия…
— Мне сюжет нравится, — задумчиво сказал Родионов. — Если это еще и хорошо написано, художественно, изобразительно…
— Это написано прежде всего злобно по отношению к новой жизни. Я же вам говорю, консерватор ужасный. Даже Грыбова там критикует, не говоря уже о Малевиче.
— На Грыбова замахнулся? — удивился Пашка.
— Деревенщина, — выругалась дама. — Все никак вытравить не можем из людей.
— Да, люди ужасны, — согласился Родионов. — И ведь до чего дошли! Я нынче в одной московской газете вычитал, что в одном и том же доме, одни и те же квартиры стоят по-разному. Те квартиры, чьи окна выходят на памятник, который недавно установил на Кутузовском Грыбов, помните этот выразительный монумент?
— Да-да. «Безобразная красота страдания». Ну и что же?
— Так вот квартиры, окна у которых выходят на этот монумент, стоят ровно в два раза дешевле, чем те, откуда монумент не виден. Памятник, конечно страшен для обыденного сознания, но не настолько же…
— Не понимают, — сокрушенно сказала дама. — Им Васнецова подавай, Репина… Всегда-то мы на два шага позади цивилизации. Взять ту же Пасху и тут мы на целую неделю отстаем от всей Европы. Все за старый стиль держимся…
— То же самое и по радио сегодня говорили, — задумчиво произнес Родионов. — А самого главного не сказали, как всегда. Думаю, что и не скажут…
— Что вы имеете в виду? — заинтересовалась собеседница.
— Огонь-то к ним не вышел, хоть они и встретили, — сказал Родионов. — Вы-то хоть знаете, что вот уже много веков на нашу Пасху из Гроба Господня выходит Благодатный огонь. И так каждый год…
— Что-то такое смутно слышала.
— И выходит Огонь только на православную Пасху, то есть на нашу с вами. По старому стилю. Так что, я думаю, тут лучше держаться за старый стиль. К ним-то Огонь ни разу не вышел, а к нам каждый год, и так много-много веков…
