— Ах Филипп, — Даша повернулась, — вы и так очень близкий и дорогой мне человек. — Простите, что держала на вас обиду. Кстати, — она нахмурилась, — а как вы сюда попали?
Француз махнул рукой за спину:
— Меня привез один загадочный человек.
— На синей машине? — засмеялась Даша.
— Да-да.
— Все ясно. А где наш общий знакомый?
— Серж? Мы так и не успели встретиться. Он перепоручил меня своему товарищу, а сам обещал приехать попозже, но он не был уверен, сможет ли это сделать сегодня. По-моему, он очень занят.
— Хорошенькое дело, — пробормотала Даша. — А про меня-то он еще помнит? Этак я отсюда никогда не выберусь. Кстати, — она внимательно посмотрела на Кервеля, — а почему вы покинули Францию и свои дворец? Что с Богданом, как его приняла Мария Андреевна, как его дети? Вы их уже видели?
Голубые глаза француза вдруг стали отстраненными. Он прошел в комнату и сел в кресло, изящно скрестив ноги.
— Да, спасибо, с ними все и порядке. Маман они все очень понравились. — Его голос казался деревянным.
Даша взяла стул и присела рядом. Она пыталась поймать взгляд собеседники.
— Что-то случилось?
— Нет, все в порядке.
— Но я же вижу, что что-то произошло. Прошу вас, Фи-фи, не скрывайте от меня ничего.
— Я не скрываю. Ничего особенного не случилось… — Губы француза предательски задрожали. Сложив ладони перед собой, он запричитал: — Ах, Ди-ди, я больше так не могу! Я думал, все измениться к лучшему, все будут счастливы. Но такого я не мог предположить даже в самом страшном сне!
— Да что случилось? — Даша в самом деле не могла понять, отчего так убивается месье Кервель, Ведь, по его словам, все живы, здоровы и счастливы.
А Филипп продолжал заламывать руки.
— Маман совсем перестала обращать на меня внимание, с утра до ночи общается с Богданом и его детьми. Они, безусловно, прелестны, но… Это становится невыносимым. Только теперь я понял, что такое родная кровь. Меня словно и не существует.
Даша смотрела на бедного флориста во все глаза. Вот так номер!
— Вас… выгнали?
— О, Боже, нет, конечно. Тем более что у меня собственная квартира. Ди-ди, дело совершенно не в деньгах. Я прекрасно знал, на что шел, когда затевал все это дело. Но я никак не ожидал, что вдруг стану для маман чужим, совсем-совсем не нужным. — Голос француза опять стал слезливым. — Вы же понимаете: кроме Марии Андреевны, у меня нет ни единого близкого человека. Я не могу этого переносить. Мне больно. Мне плохо. Я даже не могу работать. — Он прикрыл лицо ладонью.
Даша тихонько вздохнула и покачала головой. Просто не верилось, что этому человеку больше сорока и что он владелец большой и во всех смыслах процветающей фирмы. Сейчас Филипп Кервель скорее походил на бедного маленького сиротку, до смерти боящегося осиротеть во второй раз. И все потому, что хотел доставить радость близкому человеку!
Она взяла Филиппа за руку, попыталась заглянуть в глаза:
— Фи-фи, дорогой, послушайте меня. Что бы ни случилось, я навсегда останусь вашей племянницей. И кровь, которая течет в наших жилах, никак не повлияет на достоверность этого родства. Обнимите меня, все будет хорошо…
Филипп, содрогаясь от рыданий, бросился ей на шею и так бы стояли они, наверное, еще недели дне, если б в дверь снова не позвонили.
— Кто это? — Француз поднял голову.
— Не знаю. — Даша смахнула его слезы со своей щеки, — Скорее всего, ваш московский товарищ господин Полетаев. Он обещал приехать.
— Серж? — Филипп оживился.
— Он самый.
— Боже, как я счастлив буду его видеть! — От недавней печали, казалось, не осталось и следа. — Открывайте же скорее, я пойду готовить еще кофе.
3
Даша не ошиблась. С аккуратной красной розочкой в руках за дверью стоял Полетаев.
— Привет. — Она улыбнулась, — Проходи. Рада тебя видеть,
У подполковника лицо приняло выражение безграничного счастья.
— Ты улыбаешься?
— У меня в гостях Филипп.
— Я знаю. Как он?
— Ужасно.
— Этого следовало ожидать… — И уже бодро, через ее плечо: — Рад вас видеть в добром здравии, cher Filippe[40].
И хоть подполковник старался держаться на расстоянии, француз ухитрился-таки расцеловать его в обе щеки.
— Мой Бог, мне кажется, мы не виделись целую вечность! Даша деликатно рассматривала розу.
— Проходите в комнату, что же вы в коридоре толпитесь… Мужчины, пропуская друг друга вперед, добрались до гостиной Полетаев присел и сразу потянулся за сигаретой.
— Как дела, Филипп? В Москве не успел с вами толком поговорить, вы уж меня извините,
— Ах, что вы, Серж, я все понимаю, вам было неудобно, столько дел…
— Как баронесса? Как наследник вживается в новую роль?
— Вживается, — через силу выдавил Филипп и посмотрел на Дашу.
Наблюдательный Полетаев немедленно заинтересовался,
— Вы чем-то обеспокоены?
— Не знаю… — Француз теребил изящное сапфировое кольцо на мизинце правой руки. — Я уже рассказывал Ди-ди…
— Ну так расскажите теперь и мне.
— Это сложно…
— Хотя бы попробуйте.
— Понимаете, Серж, последнее время меня мучает какое-то странное предчувствие. Вокруг словно разворачивается некий спектакль.
— Спектакль? — Даша придвинула подполковнику пепельницу. — О спектакле вы мне ничего не говорили.
Полетаев наблюдал за французом сквозь синеву сигаретного дыма. Филипп неловко рассмеялся:
— Возможно, во мне говорит обида, но кажется, что дом наш в одночасье превратился в театр. Все двигаются странно, странно говорят… Даже лица у всех стали неестественными! Словно маски у актеров.
Сам француз, к слову, тоже походил на актера, перед самым сезоном лишенного ангажемента. Пальцы его беспрестанно двигались, будто что-то пытались нащупать, глаза выглядели больными, уголок губы подергивался.
Даша поспешила успокоить названного дядюшку.
— Фи-фи, дорогой, в вас безусловно говорит ревность, но, как мне кажется, напрасно. Баронесса просто приглядывается к новому семейству. Мне она показалась женщиной умной и сильной. Не думаю, что ее легко будет обмануть.
— Она уже не молода. — Галантный француз даже девяностолетнюю старуху не смог назвать старой. — Если эти люди что-то задумали, она не перенесет…
— Стоп! — Даша подняла руку. — Мне кажется или вы действительно говорите о Богдане, как о жулике, прокравшемся в дом?
