Книга Осколки времени - Райса Уолкер

Истеро, Флорида

13 июля 2030 года, 00:54

– Осторожнее, милая. Нам нужно уничтожить это гадкое вещество во флаконах, а не разбить, уронив на пол.

Кирнан прав. И, хотя хлорка у нас в ванне ядреная, нет смысла рисковать. Я должна перестать позволять гневу и разочарованию управлять мной. Это последний поднос. Джун удалось продезинфицировать флаконы, которые мы принесли из Аддис-Абебы, даже с раненой, перевязанной рукой. Сейчас она в другой комнате, сидит на том, что осталось от разрушенной Пру кровати.

Я вгоняю шило в следующий флакон с чуть меньшей силой, но все равно двигаюсь быстро. Мне хочется, чтобы все это побыстрее закончилось. Хочу, чтобы все было сделано.

Не потому, что я беспокоюсь, что кто-то может появиться здесь и помешать мне закончить это дело. Все те, кто мог использовать ключ ХРОНОСа и вместе с тем верил, что Отбор был необходим или даже был необходимым злом, мертвы. За исключением, может быть, Пруденс. Я не знаю, что она думает. Я даже не уверена, знает ли она сама.

Я спешу, потому что хочу вернуться. Хочу найти способ исправить это.

В то же самое время я знаю, что не могу. Если бы Коннор был мертв, тогда да, я могла бы все изменить. Я могла бы выпустить в Саймона все пули из этого пистолета еще до того, как Коннор войдет в комнату, и предотвратить его смерть.

Но я не могу заставить Коннора существовать в этой временной линии. Поле ХРОНОСа было единственным, что удерживало его здесь. Для тех, кто не был под защитой ключа в этой реальности, Коннор Данн никогда не существовал. И неважно, что они общались с ним ежедневно. Даже разносчик пиццы из «Валенсии» его не вспомнит.

Я задаюсь вопросом, не упала ли прибыль компании, и эта случайная мысль вызывает во мне то ли смех, то ли плач. И я не хочу ни того, ни другого. Я просто хочу, чтобы все это закончилось. Я хочу, чтобы это осталось позади.

– Так… Джун отправится с тобой? – спрашиваю я, лишь бы отвлечься на что-то другое.

– Да. Кейт беспокоится, что Кэтрин будет против того, чтобы мы вообще хранили у себя ключи. Самым безопасным вариантом будет держать все три из них в прошлом, чтобы мы могли тут же передать их тебе в твоем настоящем.

Я киваю, делая вид, что понимаю, о чем он. И, возможно, я бы поняла, если бы в моих мыслях перестала прокручиваться сцена в кабинете Конвелла.

– Значит, вы будете в Джорджии? – спрашиваю я.

– Мы, наверное, будем там временами, но я уже потерял счет дням, которые провел в Джорджии за последние несколько лет, и мне нужно свести к минимуму общение с Мартой, поскольку я понятия не имею, как это может повлиять на будущее. Я прикупил домик в Нью-Йорке.

– Дай-ка угадаю. Ты снова играл в азартные игры.

Он одаривает меня полуулыбкой:

– Как я уже говорил, это не считается азартными играми, если ты заранее знаешь, что выиграешь. У меня теперь маленький домик на Фингер-Лейкс, недалеко от Скениатлес.

Он произносит последнее слово так, что оно почти рифмуется с «Миннеаполис», но оно мне кажется знакомым.

– А это не?..

– Да. Оно было в записке, которую я велел тебе передать водителю фургона наблюдения. Мы с Кейт были там однажды. Там очень красиво.

– Мне кажется, я видела это место. Через ключ Кэтрин, когда я впервые прикоснулась к нему.

Кирнан выглядит немного озадаченным, но потом говорит:

– Я оставлю тебе координаты, когда мы будем уходить. Если ключи не прибудут, то, значит, какие бы планы я ни строил, чтобы доставить их тебе, они провалились, и тебе придется дать мне знать.

– Ты уверен, что Джун не воспользуется ключом?

Он на мгновение задумывается.

– Я не могу утверждать, что она им не воспользуется. Но она не будет использовать его для чего-то злого, чтобы что-то изменить. И здесь она не может оставаться. Ты уже выглядывала на улицу?

– Нет. А что?

– Ферма выглядит так, словно здесь уже много лет никто не бывал. Думаю, теперь у киристов совсем другая история.

– Я была бы счастлива, не будь у них вообще никакой истории. Хотелось бы вернуться назад и стереть эти мерзкие книжонки с лица земли, – и с этой мыслью я снова начинаю прокалывать эти дурацкие флаконы так же сильно, как и раньше.

– И стереть себя вместе с ними, Кейт? Я бы предпочел не знать, как может такое обернуться.

– Возможно, это ничего не изменит. Коннор работал против Сола еще до того, как привлекли меня, и ничего не произошло, когда Саймон стер его.

К концу фразы мой голос срывается. Кирнан делает шаг вперед и кладет руки мне на плечи. Этого одного прикосновения достаточно, чтобы вызвать слезы, которые я сдерживала. Хотя он стоит позади меня и не видит моего лица, он все равно знает. Он всегда знает.

– Может, я сам разберусь с остальными?

– Нет, – говорю я, отстраняясь от его рук. – Их осталось совсем немного, и мне нужно поколоть что-нибудь. Я в порядке.

Кирнан вздыхает и снова прислоняется к стене, вероятно думая, что мне нужно что-то поколоть и я в порядке, не сильно сочетаются в одном предложении.

Пытаясь сморгнуть слезы, я ухитряюсь пробить шилом последние несколько печатей. Я вытираю руки о раковину, когда Кирнан снова заговаривает.

– Мне очень жаль, Кейт. Жаль, что все это произошло. Если бы я выстрелил раньше, Коннор бы все еще… – Он тоже вот-вот расплачется. – Мне жаль.

Какая-то часть меня хочет согласиться. Сердитый голос в моей голове кричит: «Ты прав! Почему ты просто не застрелил его?»

Но тот же самый голос кричит мне то же самое: «Почему ТЫ его не убила?»

– У меня была возможность застрелить Саймона, когда он разговаривал с Паттерсон, Кирнан… и я не смогла этого сделать. Даже при том, что он был готов убить миллиарды людей, убил бы их, если бы мы не изменили ситуацию, и вернулся бы, чтобы убить их снова, если бы он смог сбежать – я все равно не могла выстрелить, пока не увидела, как он схватил ключ Коннора. Так что если кто и виноват, то только я.

Я не упоминаю о другом вопросе, который, уверена, будет преследовать меня. Сумела ли я выстрелить в тот момент, потому что Саймон теперь представлял прямую и непосредственную физическую угрозу для кого-то конкретного, кого-то прямо передо мной, а не для безликой, безымянной толпы, которая погибла бы при Отборе? Или я выстрелила только потому, что теперь он представлял прямую угрозу для того, кого я любила?