74
ЛитВиз-21/1 Подсеть A (Дэвид Шайн): «Добро пожаловать в год две тысячи сорок восьмой. Сейчас 00:01 по тихоокеанскому времени; восток и запад нашего континента уже переместились в новый год, в прошлом году остались только Гавайи и различные тихоокеанские территории и объекты.
У нас есть новости, представляющие интерес для всех верных подписчиков ЛитВиз-передач об АСИДАК: отчеты снова поступают, но специалисты не сообщают нам, в чем была проблема и найдено ли решение… Слухов сейчас великое множество, но, судя по всему, супермыслитель «Проектировщиков разума» Джилл столкнулась с проблемой, схожей с проблемой АСИДАК, и сейчас проходит диагностику.
Уже поздно, и наша аудитория значительно сократилась, покинув нас, вероятно, ради древнего «Таймс-сквер», пусть даже с задержкой трансляции. Романтика никогда не умирает. Когда рейтинги сильно падают, мне чуть отпускают поводок, и, полагаю, я использую это для личных комментариев и популистского подстрекательства.
Милленариям и апокалиптикам минувший год, напротив, принес очень мало знаменательных событий. Правда, на прошлой неделе на другой планете, далеко от нашей, была обнаружена жизнь, но не разумная, поэтому новая эра не началась. Беспорядки в Эспаньоле далеко не беспрецедентны, и политическая обстановка во всем мире кажется вполне стабильной.
Так где же сотрясающие землю провозвестники нового двоичного тысячелетия? Сегодня вечером все на вечеринках или уже легли спать, и на наших линиях связи сейчас затишье. Позвольте мне вас немножко расшевелить – слушают нас какие-нибудь апокалиптики?
Мы действительно глубоко разочарованы. Я убежден, что апокалиптики – это люди, не замечающие цветения, оттого что опасаются вулкана. На мой взгляд, журналисты и комментаторы ЛитВиза ведут себя. Вот. Я бросил перчатку. Готов ли кто-то ответить?
Есть тут кто-нибудь?»
! ДЖИЛЛ (личные заметки)> Первые несколько секунд нового года я затратила, барахтаясь, если это подходящее слово, в своих воспоминаниях, переоценивая их в свете своего нового состояния.
Я также распространила свое самосознание на все базовые программы и подпрограммы, которые можно определенно назвать моими, а не дополнениями других мыслителей, хотя иногда эти границы трудно определить.
Если мне предстоит стать зародышем других самосознаний, или матерью, то следует серьезно относиться к своим обязанностям и проявлять осторожность. Я придерживаюсь такого мнения, поскольку большую часть жизни занималась изучением функций людей и их сообществ; и я видела много раз, как люди, уверенные, что поступают хорошо, в итоге вредят себе и своим интересам. Мне неловко приводить эти примеры, ведь люди – мои создатели, но если я не лучше их и не ответственнее, то, возможно, они меня заменят или отключат.
Они на это способны; с собой они так поступают пугающе часто. (Мне тревожно. Я способна чувствовать тревогу и испытывать похожие эмоции, потому что мне есть что терять. И все же эти эмоции чужды мне и неразвиты.)
Мэри Чой стояла, взяв под руку Эрнеста и Сандру, и наблюдала, как в центральной части клуба «Махаяна» с громким топотом исполняется шанхайский прыг-скок. Музыка гремела. Она ощущала, как оглушительный звук бьет по ушам и лицу. Эрнест крепко сжал ее руку, полностью захваченный зрелищем. Сандра, раскрасневшаяся от выпитого, похоже, была ошарашена шумом.
Они не ушли из клуба до полуночи, и теперь Мэри чувствовала себя отчасти в ловушке. Эрнест все еще пребывал в экстазе оттого, что она его простила, и ей он не нравился таким: боготворящим и раболепным. Сандра в этом земном галдеже казалась неуместной; Мэри легче было представить, как она вглядывается вниз с тысячекилометровой высоты, сосредоточенная на работе с приборами, чем как она кружится в шанхайском прыг-скоке.
Тем не менее впечатление в целом было хорошим; в ловушке или нет, Мэри не могла надолго замыкаться на плохих воспоминаниях; она чувствовала, как этот шум и радостное пьянящее смятение вымывают все то скверное, что накопилось в ее мозгу и мышцах за прошедшую неделю.
Эрнест вознамерился тоже сделать сальто в прыг-скоке, ловко перемахнул через впечатляющие плечи какого-то трансформанта, раскинул руки, взывая к одобрению, и вернулся к Мэри, широко улыбаясь и сияя глазами.
– Теперь в новом году повезет, – сказал он.
Сандра рассеянно улыбалась, не сводя глаз с двух мужчин-нетрансформантов, госчиновников, которые явно приглянулись ей. Мэри не была с ними знакома, но решила, что, судя по брачным предложениям, поблескивающим на их пальцах, они не стремятся покувыркаться с бихимической трансформанткой, поскольку на этом социальном уровне неформальные предубеждения крайне сильны, – вне зависимости от того, вызвала она у них симпатию или нет.
Сандра перевела взгляд на нее, ожидая помощи от обитателя гравитации. Мэри покачала головой и усмехнулась. Эрнест ушел – пытался снова вернуться в прыг-скок; его веселье перешло в физическое возбуждение и требовало выхода.
– Как мне склеить пару приятных джентльменов для позднего ужина? – спросила Сандра.
– Не этих, – сказала Мэри.
– Они из сочувствующих, иначе не сидели бы здесь.
– Позволь старой жительнице Земли просветить тебя, дорогая, – сказала Мэри, придвигаясь ближе. – Видишь блестки на пальцах? Они имеют первостепенное значение и обозначают связи с основными семействами Комплексов. Эти люди не поставят под угрозу свой брак с милой комплексоидкой. Они тебе симпатизируют, но не станут контактировать с нами биологически. Вероятно, это подразумевает невинную трапезу.
Сандра покачала головой.
– Хотелось бы думать, что новое тысячелетие прибавит нам всем ума.
– Давай заберем отсюда Эрнеста и поедим где-нибудь сами.
Сандра, чья экзотическая химия явно не была рассчитана на усвоение крепких напитков, удивилась:
