По туннелю проносились звуки, напоминавшие дыхание, что казалось странным, пока тот вдруг не раскрылся в пещеру, освещаемую каким-то далеким источником света, а та в свою очередь привела путников в огромный зал, заполненный щебетом птиц, туманом и низкой рокочущей вибрацией, от которой по каменным стенам по обе стороны прокатывалась дрожь. Все еще далекий источник света сиял на другом конце невероятно огромной каверны, но рассмотреть его мешали широкие, словно городские кварталы, колонны, исчезавшие в вышине среди облаков и поддерживавшие невидимый потолок. Никто во всей процессии, даже Развеянные, прежде не видывал настолько просторной и настолько наполненной жизнью пещеры – это был очень древний проход, изолированный от остального мира и географическим положением, и хитроумными заклятиями, наложенными эоны тому назад. Скальная полость была столь велика, что стены исчезали вдали, а источник света и низкого ритмичного гула, находящийся на противоположном краю этого обиталища, казался таким же туманным, как завеса ливня на горизонте.
Кружили птицы, хлопали крыльями летучие мыши, росли скоплениями кусты, тянувшие свои листья к свету. Кое-где стены из натурального камня перетекали в растрескавшийся и оплывший миллиардник эсров постанвитинской эры; до того как подчинить себе поверхность, Первые люди обитали в этой пещере, вырубая свои кельи в ее стенах, все еще хранивших вкрапления их древнего, странно органического камня. Это место стало первым прибежищем эсров, и перед внутренним взором Купера явился призрачный образ того, как они прибывали в этот мир, которому однажды предстояло развиться в Неоглашенград; они летели/плыли по морю Памяти о Небесах, чтобы обустроить здесь свое логово, собраться с силами и исследовать покрытый лесами мир снаружи пещеры.
Когда процессия углубилась в протянувшиеся на целую милю чертоги, Купер разглядел столбы света, льющегося сквозь завесу брызг водопада, – до него было более полумили, что указывало на мощь этого прозводителя сейсмического грохота и обильного тумана. Интересно, испытаешь ли те же ощущения, если приблизишься к подножию Ниагары? Купер видел водопад и всем телом ощущал его рокот – тот, казалось, становился все сильнее. Почудилось, или за ним действительно слышался еще один звук – дыхание титана, накладывавшееся фоном на шум падающей воды? В конце концов, как успела рассказать Прама, Неоглашенград был возведен на спине зверя, а животным полагается дышать.
Она ждала их там, позади водяной стены, – колонна крылатого света, затмевавшего своим ослепительным блеском даже яркое солнце, чьи лучи отражались в миллиардах и миллиардах капелек тумана. Она стояла рядом с отцом, прикрывшим свой вновь обретенный опаляющий жар одеждами и обнимавшим Сесстри – раскрасневшуюся, розоволосую, туго забинтованную, но стоящую на ногах благодаря поддержке своего возлюбленного, своего опального князя.
Алуэтт поприветствовала Праму поклоном, что удивило всех, за исключением самой Прамы; наследница Эшера без какого бы то ни было смятения приняла свою новую роль, возвысившись над смертными материями с нечеловеческим величием и отстраненностью, от них давно отказался ее отец, который не желал или же просто больше не мог оставаться в стороне от мирской суеты. Княгиня Прама Рамей подобной слабости не выказывала.
Присоединившись к Алуэтт, она возглавила похоронную процессию, проведя ту сквозь грохочущий туман во внешний мир.
После того как они так долго спускались под землю, было удивительно пройти через разделившийся занавес воды и оказаться на свету. Солнца обожгли его глаза, и пытающемуся проморгаться Куперу последний отрезок пути представился в виде сменяющих друг друга переэкспонированных фотографий: каменщики, Развеянные, серпантинная дорога, спускающаяся к рогу зверя, где вода обрушивалась в море; драккар с ростром в виде головы белухи, опоясанный красными лентами и парящий в воздухе прямо у самого края мира и бездонной пропасти за ним; Алуэтт в лиловом платье, лепестки цветов, рассыпающиеся над ее головой, бронзовые чаши, разбрасывающие брызги молока и соленой воды; каменный выступ – или же это была кость, или хитин, или раковина? – выдающийся над бездной на узкой шее зверя, и толпа, занимающая места на крутом склоне импровизированного амфитеатра; полное отсутствие горизонта, одни только облака и небо… сотня небес, и в вышине, и под ними, целое море, состоящее из них, и мир плыл по нему.
За импровизированным алтарем в виде каменной насыпи, к которому направилась Алуэтт, шея не заканчивалась, но тянулась на многие мили, и огромную, будто целый континент, голову зверя, который и был этим миром, окутывала пелена облаков. Как выглядит животное со стороны, Купер мог лишь фантазировать, ведь им настолько завладели головокружение и благоговение, что он не осмеливался попытаться отправить свое зрение в заоблачные глубины. Алуэтт остановилась возле драккара, построенного из какой-то темной древесины и хотя и парящего в воздухе, но привязанного к насыпи из скрепленных глиной камней. На палубе лежало прикрытое красным саваном тело безымянной Первой, питавшей машину Смерти со времен, когда человечества и в помине еще не было. Как ни удивительно, но здесь, на фоне бесконечных волн моря Памяти о Небесах, она казалась куда более огромной, нежели тогда, в той золотой сфере.
Прама стояла на каменном возвышении, окруженная облаченными в платиновую броню преторианцами; металл их доспехов был начищен так, что едва не излучал собственный свет. Солнце приглушило сияние княгини и обнажило бы ее тело, не прикрой ее стражники льняными одеяниями, скрывшими крылья-плавники и развевавшимися на порывистом ветру. Ее руки и голова остались открытыми, и собравшаяся публика ничего не могла с собой поделать и разглядывала эту ее голову, так похожую на шлемы ее охранников. Она казалась ожившей реликвией, и, очутившись рядом с ней, ты будто бы переносился на миллионы лет в прошлое.
Человек, приблизившийся к Куперу, казался скукожившимся под давлением окружающей обстановки – вот насколько были важны домашние стены для хорошего самочувствия Тэма. На солнце лицо его выглядело не столько хитрым, сколько просто привлекательным, зато рыжеватокаштановые волосы и выступающий нос придавали еще больше сходства с лисой, чем прежде. Он был одет в изящный серый камзол со светло-коричневой горжеткой и выжидающе смотрел на Купера.
– И что на сей раз, юный Тэм Лин? – поинтересовался тот, затеняя лицо ладонью, чтобы посмотреть в глаза помощнику маркизы.
– Я, мать твою, свободен, – интонации Тэма были ворчливыми, но при этом он улыбался.
– Не боишься, что Лалловё за тобой вернется? – Купер не сдержался и спроецировал на собеседника собственные тревоги. Хотя, если подумать, они у них с Тэмом должны быть общими.
– Нет. Я не настолько важен. – Слуга фей отбросил с глаз прядь волос. – Чего не могу сказать о тебе.
– Это точно. Я до сих пор чувствую свой палец в ее теле. И это настолько отвратительно, что дальше уже некуда.
Тэм посмотрел на собственный мизинец так, словно бы тот был чем-то вроде оберега от превратностей судьбы.
– Купер, однажды так или иначе она…
– Да, знаю. Мне крышка.
