По приходе к дверям означенной квартиры, помощник пристава Рейнгольд на данный звонок услышал за дверьми суматоху, и затем мужской голос спросил: ”Кто тут?“ На этот вопрос последовал ответ, что пристав и прокурор; после этого ответа дверь затворилась, и на неоднократные звонки голоса из квартиры не подавалось, вследствие чего было сделано распоряжение сломать двери. Лишь только послышались удары топора у дверей, как раздались подряд, один за другим, 6 выстрелов из револьвера, из которых один попал в дверь; после шестого выстрела все стихло, а немного спустя дверь отворила женщина, небольшого роста, лет 25-ти, просившая о помощи.
При входе в квартиру всех присутствующих, на полу второй комнаты, от входа направо, лежал, плавая в крови, мужчина среднего роста, с темно-русою, окладистой бородою, на вид лет 32-х, одетый в русскую красную кумачную рубашку, серые триковые, немецкого покроя брюки и ботинки. По-видимому, самоубийца уложил себя шестым выстрелом, направленным в левый глаз, наповал. Женщина, отворившая дверь, немедленно была схвачена и подвергнута допросу, причем отказалась дать какие-либо объяснения.
После этого было приступлено к обыску, которым обнаружено присутствие в квартире, в двух жестяных банках, 10-ти фунтов динамиту, в каждой по 5 фунтов [2,27 кг], несколько экземпляров прокламаций, по содержанию начала и по формам похожих на вышедший 2 марта, Манифест, отпечатанный ”Новым временем“, паспорт убитого на имя коллежского асессора Навроцкого, много учебных книг, газет и проч.
По началу обыска было сделано распоряжение, чтобы дворники и городовые охраняли квартиру и, вместе с тем, если в нее явится кто-либо посторонний, то чтобы немедленно задерживали и представляли в квартиру, где находились помощник пристава, городовые и околоточные.
Утром 3 марта, в 10 часов, к означенной квартире подошел неизвестного звания человек, очень прилично одетый, в черном сюртуке, таких же брюках, енотовой шубке с бобровым воротником, в суконной синего цвета шапке.
На вопрос, предложенный дворником: ”Кого нужно?“, неизвестный отозвался, что ищет квартиру № 12, а в ней кучера Петрова, но на ответ дворника, что квартира № 12 пустая, он, не отвечая ни слова, начал подниматься по лестнице вверх, почему был схвачен бывшим на лестнице городовым полицейского резерва Денисовым и представлен к помощнику пристава Рейнгольду, который спросил несколько слов у неизвестного, приказал находившимся тут околоточным надзирателям Зезюкину и Нордману обыскать его.
В то время, как городовой Денисов начал снимать с него шубу, неизвестный моментально опустил руку в карман и, вынув оттуда револьвер, направил его в упор в господина Рейнгольда. Последний, заметив направленный на него револьвер, откинулся в сторону, и пуля вместо него попала в стоявшего тут же помощника пристава господина Слуцкого и, пробив пальто и сюртук, контузила его в правую сторону груди; вторым выстрелом опасно ранен в пах городовой Денисов.
Преступник схвачен сзади, когда направлял выстрелы в других окружающих, но никого не ранил. Городовой помещен в Рожественскую больницу, а Слуцкий находится на квартире.
Состояние здоровья пораненых, как сообщают теперь, таково. Рана у городового Денисова опасна, хотя пуля и извлечена из раны с куском серого сукна. Контузия же помощника пристава Слуцкого, при благоприятном лечении, опасности не представляет.
Застрелившийся 2 марта, что дознано, действительно носит фамилию не Навроцкого, а Фесенко [487]. Арестованная в этой квартире женщина-еврейка есть родная сестра государственного преступника Дейча [488]».
От 5 марта министром внутренних дел объявлено во всеобщее сведение: «Лицо, сопротивлявшееся полиции с оружием в руках, при его задержании в квартире, из которой мещанином Рысаковым и его товарищем были получены метательные снаряды для злодеяния 1 марта, оказалось крестьянином Смоленской губернии, Сычевского уезда, деревни Гаврилкова, Тимофеем Михайловым, принимавшим участие, как выяснено дальнейшим расследованием, в приготовительных действиях к преступлению. По бумагам, найденным у арестованного, усмотрены указания на какие-то приспособления по Екатерининскому каналу и Малой Садовой улице».
Арестованный 27-го числа вечером – руководитель шайки террористов, оказывается некто Желяба [489]. О нем передают следующее: «Пять лет тому назад, будучи воспитанником старшего класса Одесской гимназии, он впал в какое-то состояние апатии и разочарования жизнью. На это отчасти повлияла материальная нужда.
Решив покончить с собой, он зашел в какую-то кондитерскую и уселся читать газеты. Его мрачный вид, и вообще что-то неестественное во внешности, обратили внимание одного посетителя, который, приблизясь к юноше, завел разговор и мало-помалу выпытал исповедь душевного состояния. Юноша был поражен, когда неизвестный предложил выход, то есть жалованье в размере ста рублей в месяц, под условием раздачи в кругу товарищей передаваемых ему листков.
Желяба, под влиянием гнетущей нужды и положения, казавшегося безвыходным, согласился стать распространителем революционных прокламаций. Он вскоре попался, и сделанное им чистосердечное сознание, совершенно согласно только что приведенным мотивам, по привлечении к судебной ответственности, вызвало в судьях участие в судьбе увлеченного Желябы.
Суд вынес тогда почти оправдательный приговор, но Желяба, однако, около четырех лет оставался под строгим надзором. Кажется, не минуло еще года, как ему предоставлена безусловная свобода, которою он и воспользовался, по обнаруженным фактам, чтобы стать во главе партии, именующей себя фракцией террористов. Он-то и был руководителем адского дела 1 марта.
Погибший на месте катастрофы «неизвестный», бросивший вторую бомбу, признан Рысаковым за своего единомышленника. Одни называют этого неизвестного Фоминым, другие же Стефановичем [490]».
В субботу 7 марта в петербургских газетах сообщают следующее об обстоятельствах ареста Желябова, а также и некоего Тригоня [491], прозванного Милордом. Секретная полиция около 12 февраля, получила из-за границы сведения, что один из вожаков революционной партии, известный в среде ее под именем «Милорда», направляется в Петербург [492]. В скором времени, действительно, Тригоня, по прозванию «Милорд», студент, если не ошибаемся, Новороссийского Университета, прибыл в Петербург и, переменив две или три квартиры, поселился на Невском Проспекте против Аничкова дворца, в доме Лихачева, в меблированных комнатах г-жи Мессюро, где прописался под своим настоящим именем.
