Леоне нацепил на нос очки, пролистал документ, после чего в сердцах закрыл.
— Фу ты! — воскликнул он. — Каким это слогом написано — стыдно сказать! А ведь я сам это сочинял! Можно, я вам изложу суть своими словами?
Священники кивнули. Адвокат снял очки и объявил:
— Поскольку Паоло был в семье единственным сыном, отец оставил большую часть виноградников ему — с небольшим изъятием в пользу сестер, да обретут их души вечный покой. Будучи верным иезуитом, Паоло распорядился, чтобы орден иезуитов принял на себя владение и распоряжение всем его имуществом для продолжения своей деятельности — он особо это подчеркнул — в странах «третьего мира». Он почтительно просит генерала ордена испросить совета у архиепископа Хогана, который на момент составления завещания трудился на благо бразильских бедняков.
Тимоти с отцом Мартинесом переглянулись в знак готовности к плодотворному сотрудничеству во имя исполнения последней воли Аскарелли.
Тимоти обратился к адвокату:
— Что-нибудь еще, дотторе?
— Нет, Ваша честь. В этом, как говорится, альфа и омега. Каждый год после продажи урожая вам необходимо будет встречаться и решать, как распорядиться прибылью. Я тоже являюсь душеприказчиком, но в этом деле у меня права голоса нет.
Тут заговорил отец Мартинес:
— Надеюсь, этих средств хватит на учреждение ежегодной премии по латинскому языку имени Паоло в местной семинарии?
У адвоката округлились глаза.
— Я, наверное, недостаточно ясно выразился. Отец Аскарелли тратил на жизнь только свое жалованье в Ватикане, поэтому я тридцать с лишним лет управлял его финансами. Думаю, на эти деньги можно было бы построить несколько школ, и немаленьких.
— Так много? — изумился главный иезуит.
Леоне улыбнулся.
— Могу сказать, что он оставил вам две большие проблемы. Не сомневаюсь, у вас только на обсуждение того, как разумно распорядиться ежегодным доходом, уйдет много месяцев.
— О какой сумме может идти речь? — затаив дыхание, уточнил отец Мартинес.
— Видите ли, вино год от года дорожает, — объяснил адвокат. — А «Бароло», которое здесь производится, ценится высоко. Только в прошлом году я отдал в трастовое управление почти три миллиарда лир.
Тимоти ахнул. Это была астрономическая сумма, что-то около двух миллионов долларов. Он вдруг понял, что его потрясение сейчас можно выразить лишь латинским:
— Deo gratias![102]
— Нет, нет! — с юмором поправил генерал-иезуит. — Ascarelli gratias![103]— Он повернулся к поверенному и спросил: — Вы, кажется, упоминали еще о каком-то дополнении к завещанию?
— Да, — ответил Леоне. — Накануне своей кончины Паоло призвал меня обсудить намерение архиепископа Хогана построить в Бразилии детский госпиталь. Он дал мне указание обратить ваше внимание на эту задачу как на приоритетную и оставил на этот счет письменное распоряжение, удостоверенное двумя медсестрами. Конечно, нотариально оно не заверено, но я думаю…
Верховный иезуит жестом остановил юриста.
— В таком деле формальностями можно пренебречь, сеньор адвокат. Воля Паоло удостоверена единственным необходимым в этом случае свидетелем.
— Отец Мартинес имеет в виду Всевышнего, — с улыбкой пояснил Тим.
Пока римские гости собирались в обратный путь, Тимоти прошелся по семейным виноградникам Аскарелли. Теперь он разобрался: они тянулись до горизонта. Отойдя на достаточное расстояние, чтобы его не было слышно в доме, он восторженно прокричал:
— Благослови тебя Господь, отец Аскарелли! Ты спас тысячи больных детей. — И шепотом добавил: — И мою душу.
Когда кортеж прибыл назад в Рим, Тим понял, что при всей моральной и физической усталости не уснет, пока не помолится за упокой души своего обожаемого наставника.
В половине двенадцатого ночи площадь Святого Петра была пуста и объята полумраком. Эхом отдавались шаги Тима по брусчатке. Подойдя к главному входу в храм, он с изумлением обнаружил массивные бронзовые ворота на замке.
Он стал корить себя за забывчивость: знаменитый собор закрывался с заходом солнца и теперь откроется только с первыми лучами. Он медленно побрел по Виа-делла-Кончиляцьоне к реке, и на память пришли слова Христа из шестой главы Евангелия от Матфея. Когда молишься, не стремись делать это на людях. Лучше помолись наедине с собой — и Он ответит тебе.
И в точности так, как молился Спаситель, Тим жарко зашептал:
«Отче наш, сущий на небесах!
да святится имя Твое;
да приидет Царствие Твое;
да будет воля Твоя и на земле, как на небе…
ЭПИЛОГ
81
Тимоти
Второй епископ Чикагской епархии — крупнейшей католической епархии Америки, смотрел из окна кабинета на серые улицы. Он диктовал какой-то текст молодому выпускнику коллегии Святой Марии Озерной, а тот судорожно водил карандашом, едва поспевая за быстрой речью.
Зазвонил телефон, и молодой священник снял трубку.
— О-о… — Он онемел. — О, мой Бог…
— Кто это? — спросил епископ.
— Из Рима, Ваше Преосвященство, — не дыша прошептал молодой человек. — Поверить не могу, что говорю с самим Ватиканом, пусть даже и с оператором.
— Ну-ка, уточните, кто звонит, — распорядился Джордж Каванаг, стараясь держаться так, словно ничего особенного не случилось.
Секретарь спросил и тут же повторил услышанное:
— Некто по имени Тимоти Хоган.
— Мой дорогой Ежи! — воскликнул Джордж с деланным негодованием. — Вы говорите о выдающемся архиепископе и папском нунции. — Он взял трубку. — Salve, Ваша честь. Чему обязан этим звонком?
— У тебя есть для меня пять минут? — спросил Тим.
Джорджу показалось, что голос звучит как-то сдавленно, но он отнес это на счет плохого качества связи.
— Для тебя, Тиммо, у меня есть целых шесть. Что там у тебя?
Первым делом Тим сообщил о кончине Аскарелли.
— Искренне соболезную, — сказал Джордж. — Я знаю, как много он для тебя значил.
— Спасибо, Джордж. Мне надо обсудить с тобой один важный вопрос, — серьезным тоном объявил Тим. — Ты там один?
Второй епископ Чикаго поднял глаза и вежливо попросил:
— Ежи, ты не мог бы выйти ненадолго? Нам надо поговорить без свидетелей.
Молодой человек нагнул голову и удалился.
— Да, Тиммо. Если мои враги не напихали мне «жучков», мы можем говорить свободно.
