Энни кричит:
— Нет, я же сказала, что не знала Эрика раньше!..
— Но если вы там не присутствовали, вы не можете утверждать, что это был несчастный случай.
— Так он мне сказал.
— И вы ему поверили?
— Да».
На заднем плане довольно далеко видны игроки в гольф. Какая-то любопытная девчонка останавливается позади шезлонга Энни, затем убегает.
«— Давайте сотрудничать, Энни Уайт, иначе я сообщу в полицию-Найроби, и вас арестуют. Вначале за использование чужого имени, потом за убийство или пособничество в убийстве. Кенийская полиция замечательно работает, через несколько часов вы будете под надежной охраной отправлены в Нью-Йорк.
— Я ничего не сделала.
— Вы служили алиби для Ландлера. Это очень серьезно».
Сэндерс на секунду останавливает пленку:
— Я блефовал, а она кололась. Послушайте сами.
«— Итак, вы обеспечивали ему алиби.
— Я ничего не сделала. Когда мы приехали в отель «Дайане Риф», он попросил меня не показываться, и мне пришлось остаться в номере. В коттедж, где мы должны были провести несколько дней, я тоже не могла идти, там все знали его жену…
— А он объяснил вам причины этой игры в прятки?
— Да. Энджи должна была получить в наследство от своего больного дяди большой пакет акций компании. Дядя не согласился бы с ее третьим разводом, и поэтому мне пришлось играть роль жены с ее согласия.
— И вы поверили в эту историю?
— Да.
— А как насчет отъезда в Африку?
— Эта поездка была давно запланирована. Дядя знал о проекте создания фонда.
Сэндерс:
— И вы всему этому поверили? Когда вы говорили со мной с борта самолета, он внушил вам, что я и был этим дядей…
— Да.
— А вам не приходило в голову, что все это была какая-то махинация?
— Я считала все это странной шуткой, мне было не по себе.
— Не по себе? И это все?
— Все.
— Вы не отдавали себе отчет в том, что нарушали закон?
— Я не думала об этом. В самолете тем более. Я выпила много шампанского и водки. Мне было интересно позвонить с борта самолета.
— А у вас не вызвал подозрений поспешный отъезд из отеля «Дайане Риф»?
— Немного. Особенно жаль было уезжать от моря… Я попросила Эрика рассказать мне правду.
— И что он рассказал?
— Он убедил меня в том, что все это было инсценировкой, проводимой с согласия его жены, чтобы обмануть дядю.
— Эрику Ландлеру повезло, что он вас встретил… Какая наивность!
— Мне хорошо заплатили, мне не надо было слишком глубоко вникать.
— И вы не почувствовали, что находились в опасности?
— В опасности?
В кадре появился официант ресторана в белом костюме:
— Не желаете ли что-нибудь выпить?
— Два коктейля с фруктовым соком, — произнес Сэндерс.
Официант принял заказ и ушел. Снова слышится голос
Сэндерса:
— Вы не сказали официанту: «На помощь, на помощь, меня заставляют говорить!» Не правда ли? Значит, вы рассказываете все это не от страха. Продолжайте. Перейдем к фактам, так в чем же он признался этой ночью?..
— Оставьте меня в покое.
— Энни Уайт, ваши родители живы?
— Да.
— Обрадуются ли они, увидев вас на первых страницах газет в качестве возможной соучастницы иностранца, который убил свою жену, чтобы унаследовать ее богатство?
Энни воскликнула:
— Нет!
— И что будем делать?
— Этой ночью он рассказал мне о том, как умерла его жена. Это был несчастный случай, мистер Сэндерс. Когда у него случился приступ гнева, он швырнул в нее стул. Она неловко упала, так неловко, что разбила голову и умерла. Он хотел позвонить вам, попросить о помощи, но не посмел. Поставьте себя на его место, мистер Сэндерс. Что бы сделали вы? Смерть такой богатой женщины, которая хотела расторгнуть брак, представляете? Он иностранец, у него нет денег, его обвинили бы в убийстве!»
Крупным планом рыдающая Энни. Она меня закапывала.
«— Он зарыл Энджи на террасе и поставил над ее могилой каменный стол. Он взял с собой портфель Энджи и свои вещи, которые были перепачканы кровью, бросил их в мусорный бак у какого-то мотеля на полпути между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом, а затем решил подыскать какую-нибудь женщину, которая могла бы заменить Энджи на время путешествия, этого самого путешествия».
Энни вытерла слезы, в кадре появился официант, поставивший стаканы на столик. Он колеблется, не зная, кому отдать счет на подпись.
Слышится голос Сэндерса:
«Отдайте его мадам. Надо подписать разборчиво, Энни…»
Энни наклоняется и расписывается.
Голос Сэндерса, кинопленка остановлена:
«Находясь в состоянии волнения, она расписалась на счете: «Миссис Ландлер». Прекрасно, не правда ли? Она ведь могла бы просто проставить номер комнаты и неразборчивые инициалы. Нет же, она сама подписалась под двадцатью годами заключения. В конце мне уже не нужно было расставлять ловушки для нее, она сама их себе смастерила».
Фильм продолжается.
«— Этой ночью вы узнали, что Энджи Ландлер мертва… Каковы же были ваши дальнейшие намерения? Продолжать сожительствовать с убийцей?
— Нет. Мы должны были расстаться в Нью-Йорке.
— А затем?
— Не знаю. Я должна была уехать к родителям.
— Имея на совести соучастие в убийстве?
— Повторяю вам, — говорит Энни, — я не имею к этому никакого отношения!»
Наступила темнота, затем Сэндерс открыл шторы, и комнату залил фантастический голубой свет, лавина свежего света неба и моря.
Мы сидим в некой студии, выступающей из дома и стоящей на опорах. Студия возвышается над пляжем. Стены, кроме той, которая служила экраном, были завешаны фотографиями Энджи! Энджи-ребенок, Энджи-подросток, Энджи в свадебном платье, улыбающаяся, радостная. Она стоит рядом с каким-то белокурым высоким мужчиной, более белокурым и более высоким, чем я…
— Он был чемпионом по теннису, — сказал Сэндерс, остановившись под этой фотографией — Недурен собой, правда? Он был первым, от кого Энджи хотела родить. Но ему очень быстро надоела власть Фергюсонов. Энджи неосознанно чувствовала себя очень комфортно с высокими блондинами. Это у нее было что-то вроде немецкого атавизма.
Он расхаживал под фотографиями в натуральную величину и давал свои комментарии, показывая на них линейкой, словно преподаватель.
