Воронов скоро вернулся и ободрительно потряс Алея за плечо. Он улыбался. Алей ответил бледной улыбкой.
– Пора, – весело сказал Летен. – Куда пойдем?
Алей поколебался, уставившись в потолок, и уверенно ответил:
– Нужно завернуть за угол.
…Когда они вновь вошли в зал ожидания, залитый ярким электрическим светом, там, казалось, не изменилось ничего вовсе. Так же гремела музыка, по-прежнему сидели люди за стеклянными стенами маленьких кафе, и даже молодой парень, который в сторонке спал на громадных баулах, до сих пор на них спал. Разве только за дальними дверями, которые вели на платформы, теперь стояла стена мрака.
Было без пяти час ночи. Через пятнадцать минут со второй платформы отправлялся скорый поезд Москва – Санкт-Петербург.
Алей едва успевал за стремительным шагом Летена. Воронов пронесся через зал к выходу, обернулся в проеме – мелькнуло строгое лицо, недовольный взгляд, – ухватил спотыкающегося Алея за предплечье и потащил за собой под дождь. «Сосредоточься, – говорил он сквозь зубы. – Не копошись».
У Алея сильно колотилось сердце. Он чувствовал, что папа и Иней все ближе – и все ближе конец пути.
Летен остановился у шестого вагона. Очереди уже не было, молодая полная проводница стояла в тамбуре, протягивала руку наружу и подставляла красивую ладонь под хлесткие струи.
– Извините, – торопливо сказал ей Летен, опередив Алея, – еле успел. Человек, пассажир ваш, документы забыл. Кровь из носу надо передать. Разрешите, пройду? Дождь сильный.
Девушка моргнула, нахмурилась, но перед напором Летена мало кто мог устоять. Она кивнула.
Летен мгновенно скрылся, а Алей остался стоять под дождем. Он ошарашенно заморгал, глупо посмотрел на удивленную проводницу, и лишь через несколько секунд опомнился. От того, что он собирался сделать, Алею заранее стало неловко, но выхода не было, да и зла в этом не было никакого… Он протянул руку и тихо попросил девушку:
– Не здесь.
Это не было насильственной переменой тоннеля, расщеплением личности или каким-нибудь еще ужасным, калечащим действием. Алей всего лишь чуть-чуть подкорректировал ее восприятие, убрав из него себя. Он был человеком из другого мира. Психически здоровая девушка не могла видеть людей из других миров. Коррекция была естественной, логичной и ни в чем ее не ущемляла.
Проводница посмотрела сквозь него и снова протянула руку – ловить капли дождя.
Алей торопливо шмыгнул мимо, ударился с разлету о стенку извитого коридорчика, рванулся вперед – и едва не ткнулся носом в широкую спину Летена.
Полностью перегораживая плечами узкий проход купейного вагона, высился Летен Воронов, и Алей не мог видеть его лица, но знал, что он усмехается.
Перед ним, скрестив руки на груди и скаля в ухмылке сахарно-белые зубы, стоял Ясень.
* * *
Ему некуда было бежать. Он слишком поздно почуял опасность, а когда выглянул в коридор, Воронов уже подоспел и сумел отшвырнуть его от двери купе. По правую руку от Ясеня были закрытые двери, по левую – закрытые окна, до противоположного выхода нужно было пробежать несколько метров по узкому коридору и опять-таки открыть дверь. А за спиной у Ясеня стоял Иней и в ужасе смотрел на громадного преследователя, вцепившись в отцовскую куртку.
В скорости реакции Воронов не уступал Обережу-старшему. Оба знали это, и оба улыбались – но разными улыбками.
– Все, – ласково, почти вкрадчиво сказал Летен. – Как веревочке ни виться… что там дальше?
Ясень, по-прежнему скалясь и не говоря ни слова, отступил на шаг, и Воронов гибко, по-тигриному подался вперед.
– Отпусти ребенка.
– Я его держу? – повел плечом Ясень.
– Алик, – окликнул Летен, не спуская глаз с противника.
Алей подпрыгнул и выглянул из-за его плеча.
– Иней!
Братишка был бел как мел. Он молча поднял взгляд на Алея и покрепче ухватился за отца. Кажется, Воронов слишком пугал его. Алей напрягся, подыскивая слова – и не успел.
– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – с ухмылкой проговорил Ясень. Летен резко выдохнул и подобрался. Но он тоже не успел.
Рисуясь, по-прежнему скалясь, медленным театральным жестом Обережь-старший поднял руки.
Мир перевернулся.
* * *
День сменил ночь в мгновение ока, как будто включили свет. Узкий коридор купейного вагона распахнулся невероятной ширью. Белый потолок стремительно взлетел ввысь и преобразился в белую сияющую ткань облаков. Повеял духмяный лесной ветер, принес запахи малины и земляники, грибов и папоротников. Пластиковый пол стал мягкой черной землей, ковром травы, песчаной скользью. Близость воды поднималась свежестью в воздухе. Спустя мгновение стало слышно, как Старица журчит на корягах и перекатах.
Когда взгляд прояснился, у Алея перехватило дыхание.
Они с Летеном стояли на берегу Старицы, напротив колышка, к которому привязан был Ялик. Прежнее расстояние отделяло преследователей от преследуемых, но расстановка сил изменилась. Широко расставив ноги, Ясень стоял в лодке. Не теряя времени даром, он отвязывал Ялик от колышка. Иней не удержал равновесия и сел на ближайшую скамейку-перекладину.
– Инька! – крикнул Алей, бросившись к кромке воды. – Инька!
Братишка посмотрел на него широко распахнутыми глазами и ничего не ответил. Лицо его будто окаменело, превратилось в испуганную маску.
– Алик, – укоризненно сказал отец, – ну хватит. Истеришь, как девочка. Давай поговорим как мужчина с мужчиной.
Алей втянул воздух сквозь зубы.
– Сначала отпусти Иньку, – отрубил он.
Ясень покачал головой.
– Нет. Я хочу, чтобы ты сделал то, о чем я тебя попрошу.
– А я не хочу этого делать! – крикнул Алей. – Я не поведу тебя к Морю! Ты… – у Алея перехватило горло, – ты мог бы прийти как человек и попросить как человек, а ты… стал шантажировать нас и мучить…
Ясень опустил глаза.
– Прости, Алик, – сказал он грустно и легко. – Но если бы я пришел и попросил, как ты говоришь, ты бы не смог выполнить просьбу. А теперь – сможешь.
Алей онемел от бешенства. Летен хмыкнул, покосившись на него, и сказал с долей усталости:
– Алик, обсуди условия выдачи заложника.
– Нет-нет-нет! – веселый Ясень вскинул брови, сделал жест рукой, точно отодвигая слова Воронова. – Никаких условий. Сейчас Алик сядет с нами в лодку, и мы уплывем в светлое будущее. А ты, пожалуй, останешься здесь. Это тоже хороший способ от тебя избавиться. Хотя я предпочел бы сделать это раньше и… брутальней, – и он расхохотался, закончив сквозь смех: – Улусник мой и раб Летька Московский!
Летен медленно улыбнулся.
