и без меня несколько дней вы отлично справитесь. К тому же, родители приедут…
— И как мне себя вести с твоими родителями?
Этот вопрос меня удивил.
— Не придумывай, пожалуйста, проблему, — попросила я его. — У тебя талант находить подход к людям.
Глеб вдруг вздохнул.
— Так то к посторонним людям, а тут твои родители…
— Какая разница?
Он снова глянул на меня через зеркало.
— Большая. Это я виновник огромных перемен в твоей жизни, я отец их внучки, я вас обеих увез от них за тридевять земель, а, по факту, они со мной даже незнакомы.
Я несколько секунд обдумывала его слова, после чего проговорила негромко:
— Вот и познакомитесь.
Наше расставание этим утром показалось мне достаточно странным. Своей неловкостью и недосказанностью, повисшей в воздухе. Нюта была оставлена в детском саду, я ещё смеялась, когда Глеб почти бежал до дверей заведения с дочкой на руках, изображая самолет. Анюта тоже весело хохотала и хватала Глеба ручонками за шею. А потом Романов довез меня до торгового центра, и вот тут неловкость на меня и накатила. Мы вместе вышли из машины, Глеб подошел ко мне, а я зачем-то спросила:
— Во сколько домой приедешь?
Вопрос сам собой слетел с моих губ, я тут же спохватилась, но было поздно. А ведь я ничего такого в виду не имела и ни на что не намекала. Хотела узнать, во сколько ждать его к ужину. Но прозвучали мои слова чересчур по-домашнему, по-семейному, а ведь мы не семья.
Мне показалось, что Глеб в первое мгновение тоже словил эту самую неловкость, но ответил:
— Ближе к восьми. У меня встреча.
Я все также неловко улыбнулась.
— Хорошо.
Я сделала шаг от него, а Романов вдруг позвал:
— Наташ.
Я обернулась.
— Нам нужны твои родители. Один я не справлюсь.
— Уверена, при необходимости справился бы, — поспорила я. И добавила: — Ты очень хороший отец, Глеб.
— До вечера?
Я ему кивнула. До офиса я шла в странном взволнованно-приподнятом настроении. Сама не понимаю, что такого произошло, чем наш разговор так меня воодушевил, но сердце было не на месте. Прыгало, скакало и мешало трезво оценивать ситуацию. Только интуиция твердила: что-то происходит, что-то происходит, но что — я конкретно определить не могла.
Может и к лучшему, что я уеду, хотя бы на несколько дней. Не буду Глеба видеть, смогу сделать передышку, разобраться в собственных мыслях и чувствах. Мне необходима передышка.
Очень хотелось взять и вздохнуть полной грудью, и не терзаться разномастными сомнениями, обдумывать каждую свою спонтанную мысль, действие или желание. И без конца говорить, что у Глеба и без меня есть личная жизнь, а мы с ним хоть и связаны дочкой, но стоим в шаге друг от друга. Руку протяни и дотянешься, вот только протягивать руку, как раз и нельзя. Лишнее.
Это слово — лишнее, весь день не давало мне покоя. А ещё эта дурацкая картина перед глазами, где я тянусь к Глебу, хочу дотронуться, и замираю. Картина в моей голове тоже замирала именно на этом моменте, потому что дальнейшее мне виделось, как в тумане. И я всерьёз расстраивалась.
— Шопинг?
Глеб вечером едва не споткнулся о пакеты с моими покупками в коридоре. Я не успела их ни спрятать, ни разобрать. Из-за того, что решила порадовать себя обновками — и ради поднятия настроения, и из-за приближающейся поездки, задержалась в торговом центре, забрала Нюту чуть позже, и, вернувшись домой, первым делом поспешила придумать что-то с ужином.
— Кое-что купила, — уклончиво проговорила я, сгребая пакеты и пряча их за дверь спальни.
— Ну да, в своем первом отпуске нужно быть красивой, — хмыкнул Романов.
А я глянула с укором и повторила в десятый раз:
— Я еду работать. Ты же каждый раз говоришь мне, что едешь работать, а не отдыхать в командировке.
— Ну да, — отозвался он с недовольством, потому что крыть ему было откровенно нечем.
Мы всё ещё стояли в коридоре, дверь спальни за моей спиной захлопнулась с мягким хлопком, дверная ручка ткнулась мне в поясницу. А я продолжала стоять, потому что Глеб стоял передо мной, разглядывал и о чем-то думал.
— Наташ.
Я подняла глаза к его лицу. Ждала вопроса, хотя, прекрасно понимала, что никакого вопроса в его голосе не звучало. Он просто позвал.
— Нюта спит? — всё же спросил Глеб.
— Уже полчаса как. Ты сегодня поздно.
— Дела были, — неопределенно проговорил он, а я лишь бездумно кивнула, соглашаясь с ним.
Не могла ни о чем думать в этот момент. Мы стояли с ним в коридоре, и почему-то не двигались, больше ничего не говорили и не предпринимали. Просто стояли. Глеб смотрел на меня, а я таращилась на верхнюю пуговицу его рубашки. А потом я взяла и протянула руку. Эта фантазия мучила меня весь день, точнее, мысль о том, что я не имею права коснуться его.
Может быть, права и не имела, но могла это сделать. И сделала.
Я коснулась груди Глеба, просто положила ладонь, очень хотелось почувствовать биение его сердца под своей рукой, а он в следующий момент обхватил пальцами мой подбородок, наклонился и меня поцеловал. Настойчиво, решительно, словно делал это каждый день, и ничего удивительного, непривычного в этом поцелуе не было. Просто нас с ним не было, некоторое время. Расставались, разъезжались, скучали, но этот поцелуй стер эту тоску в одну секунду. Глеб прижал меня к себе, а я с таким облегчением позволила себя обнять, от радости того, что больше не нужно ждать и изводить себя тяжелыми мыслями и ожиданиями.
Теперь уже Глеб толкнул ногой дверь спальни, уже в обратную сторону, и мы с ним шагнули в темноту. Поцелуи становились короче, лихорадочнее, а темнота скрывала мой бешеный румянец возбуждения. Не знаю, что чувствовал Глеб, а меня словно кипятком изнутри окатили. Каждое его прикосновение казалось прикосновением пламени. Шорох снимаемой одежды, поцелуи, несвязный шепот и короткие стоны. В моей голове мелькнула мысль о
