затухающее пламя и придвинул поближе к камину длинную скамью. Солдаты с облегчением скинули насквозь промокшие плащи и, усаживаясь, вытягивали поближе к огню ноги в мокрых сапогах. Атни принес из глубины просторной комнаты кресло, усадил в него княгиню и закутал ее в плед, сам же принялся помогать Хранителю разогревать ужин, заваривать травы и накрывать на стол.
— Госпожа, прости за скудное угощение, — рокотал Итис, расставляя тарелки и блюда. — Не знал, что осчастливишь меня своим приездом, а то бы принял, как подобает твоему сану.
— Оставь эти церемонии. — Элен взяла из рук Атни глиняную чашку с горячим пряным вином и сделала глоток. — Как хорошо! — Она зажмурилась от удовольствия. — У моих поваров так не получается. Итис, раскрой тайну, как ты готовишь этот чудесный напиток?
— Не проси, госпожа. Чем же я тогда смогу заманить тебя сюда?
— Послушать тебя, мой милый Хранитель, так я просто горькая пьяница! Ехать в такую даль и по такой погоде из-за чаши вина?! Ты бы слышал, как меня отговаривал Дию, как он ругался!
Итис усмехнулся:
— Я бы тоже отговаривал. Но взамен благодарю тебя, госпожа, что не поддалась на уговоры.
Наконец ужин был готов. Гости уселись за стол, бывало, вмещавший и более внушительные компании, и принялись за еду, когда вернулись посланные устроить лошадей в конюшню солдаты. При виде их унылых фигур в мокрых плащах все почувствовали облегчение оттого, что они сидят здесь, за столом, в тепле. Когда трапеза закончилась, Атни с солдатами отправился в соседний дом устраиваться на ночлег. Оставшись одни, Элен и Итис сели в кресла у камина. Княгиня не решалась начать разговор, ради которого сюда приехала. Хранитель задумчиво смотрел на пламя в очаге, не желая замечать ее затруднение. Наконец Элен тихо позвала:
— Итис.
Он не отвел взгляда от огня.
— Я слушаю тебя, госпожа.
— Я приехала за тобой. — Она со страхом замолчала, ожидая ответа, но он лишь слегка шевельнул ресницами. — Ты слышал меня? Завтра, самое позднее послезавтра нам надо покинуть Святилище.
— Ты права. Вам не стоит оставаться здесь надолго. Даже я признаю, что это небезопасно.
— Тебе тоже.
Княгиня и не думала скрывать раздражение. Хранитель это заметил и впервые за вечер взглянул ей прямо в лицо:
— К чему нам эта игра, госпожа? Ты же знаешь, я никуда не поеду. Успокой свою совесть. Ты выполнила то, что считаешь своим долгом: приехала сюда, невзирая на опасность. Но признайся, неужели ты и вправду верила, что я покину Святилище?
— Нет. — Элен опустила голову. — Но я надеялась. Итис, мне страшно за тебя! — Она в отчаянии сжала его руку. — Уедем! Ведь боги живут не в Святилище, а в нас. Когда умираем мы, умирают и они. Мы должны жить! Только так мы можем спасти их от забвения. А ты… Священный огонь горит в тебе так ярко! Разве ты не должен его беречь?
— Ах, госпожа моя, возможно, ты и права. Ты жрица Единого. Его возлюбленная дочь. Тебе он дает свои знаки. Может, для тебя все так, как ты говоришь. Ведь твоя жизнь длится гораздо дольше, чем моя. Да, наверное, в этом все дело. Уходи. Уноси наших солнечных богов в своем сердце. Пусть там, далеко на севере, они снова танцуют для нашего народа. Но я всего лишь человек. И в эту жизнь призван, чтобы быть Хранителем священного места. Святилище мой дом, и я его не оставлю. Мы с тобой можем говорить о предназначении и долге, о спасении и преступности стремления к гибели, но ты, жрица, знаешь так же, как и я, что все это слова. А правда в том, что ты уедешь отсюда, а я останусь. Навсегда. И давай не будем омрачать короткую встречу бесплодными спорами.
Элен впилась взглядом в мерцающие глаза Хранителя, но не прочла в них ни тени сомнения. Его лицо было безмятежно-спокойно. Он был сильнее. И тем безысходнее была ее тоска. Откинувшись в кресле и закрыв глаза, Элен заплакала. Жрец не утешал. Он будто и не видел ее слез — признака слабости, которую он не хотел обнаруживать в своей госпоже. Итис немного подождал, а потом встал и, будто и не было мучительного разговора, заметил:
— Тебе надо отдохнуть. Я знаю, что женщинам в твоем положении волнение и усталость вредны. Да и верхом ты поехала зря.
— Что? — княгиня в изумлении взглянула в невозмутимое лицо Хранителя. — Как ты узнал? Даже Дию, мой лекарь, еще ни о чем не догадывается!
— Прости, не верю. Твои глаза говорят об этом слишком ясно. Думаю, Дию ждет, когда ты сама ему откроешься.
Элен отвернулась от него и в смятении всплеснула руками:
— Я, наверное, сумасшедшая. Над нами смыкается тьма. Впереди бегство из Раэнора. Муж ушел в поход, вернуться из которого чудо. — Итис хотел был что-то сказать, но промолчал. Элен продолжала:
— Сколько причин для отчаяния! Но нет! Эти слезы первые. Итис, в моем сердце такая радость! Вопреки всему. Главная причина того, что я осталась здесь, отказавшись уехать с обозом, ребенок, которого я жду. Он должен родиться в Раэноре.
Рука Хранителя мягко легла на ее плечо.
— Я тобой горжусь, госпожа. Когда требуется, ты умеешь быть сильной. Ты права, не поддавайся отчаянию. Не ему быть спутником наследника раэнорских князей. Боги с радостью благословят твое дитя. И для меня счастье знать, что твой род достойно продлится. А теперь пойдем, тебе надо отдохнуть.
Элен встала и, кутаясь в плед, пошла вслед за Хранителем. Ее покои, занимавшие всю левую половину здания, встретили хозяйку холодом отсыревшего, нежилого дома. Поразительно, как испортилась погода. Итис зажигал светильники, будто не замечая подавленности Элен.
— Так мы и до настоящей зимы доживем. Я в своем скромном жилище с трудом противостою сырости. Не представляю, как вы справляетесь с ней во дворце.
Он принялся разжигать камин. Элен ходила по комнатам, как будто впервые их видя. Раньше здесь суетились служанки, нежная роскошь служила для того, чтобы поддержать радостное возбуждение от предчувствия праздника. Сейчас же…
— Мне холодно, Итис. — Не в силах унять озноб, она подошла к камину и протянула ладони к пламени.
— Потерпи, госпожа. Вода готова. Горячая ванна с лавандовым маслом великолепное средство от усталости и хандры.
— Целый день в седле. Дию был прав, я слишком безрассудна. У меня не осталось сил. Почему я не взяла с собой Лолу?
— Потому что здесь есть я. — Элен с таким изумлением взглянула на него, что Хранитель рассмеялся: — Я не хочу занять место твоего мужа! Более
