границу обоих. Согласны?
— Согласен. Но вы должны позволить мне поговорить с женой и французом наедине.
— Хорошо. Мы сделаем это здесь.
— Нет. Потому что вам надобно прослушать наш разговор. А я желал бы разговаривать без вашего участия. Я не понимаю ваших колебаний. Отсюда нельзя убежать.
— Хорошо. В кабинете наверху.
Бабина и Надю привели через пять минут. «Прости меня… — бросился к ней, опустился на колени. — Прости, если можешь…» — «Оставим это, господа… Простимся, сейчас они возвратятся». — «Я видел… Они изувечили тебя. Скоты…» — «Оставь. Странно как… Сестра обманывала, отец… Из лучших побуждений. Тетя… тоже обманула. Зачем? Как жалко людей, опоенных этой мерзостью, как жалко».
Бабин оглянулся на дверь: «Полковник, это не зубной кабинет в Харбине, но мы обязаны попробовать». — «Как…» — «Войдут — посмотрим». — «Я понимаю… Умирать как свинья на бойне не хочется. Может быть, согласимся?» — «Цену вы знаете — Надежда Дмитриевна». — «Господа, я смирилась, пусть убивают. Двое все же останутся». — «Нет. — Дебольцов взял жену за руку. — Ты сказала однажды: если смерть — то вместе. Нет». Бабин кивнул: «Мне невозможно спорить. Зовите».
Звать не пришлось, вошли сами.
— Что решили?
— Одно условие, — сказал Дебольцов. — Мы уезжаем вместе. Любые обязательства. Любые подписки.
— И любые подтверждения. Здесь, в Москве, у нас ожидает исполнения приговора до тысячи человек. Возьмете на себя. Процесс будет снят на пленку. Кроме того — подписка о сотрудничестве. И можете ехать. К Врангелю. Как завербованные наши агенты. Согласны?
* * *
Еще десять дней их держали в одиночках, надеялись вырвать согласие. Трилиссер вызвал Дятлова: «Вы уговорили меня вынуть эту операцию из-под носа Артузова. Это не наше дело, это прямая функция контрразведки. Вы убеждали, что ликвидация Врангеля будет особенно приятна руководству страны. Что в итоге? Что я объясню в ЦК? Присвоены чужие полномочия, результат нулевой. Вы знаете, что вас ждет?» Дятлов стоял по стойке «смирно» и молчал. Он мог бы сказать своему начальнику, что вся операция разработана и решена идеально. Что сложность ее проведения полностью оправдалась. Что не его вина в том, что погиб дубоватый Деев и его люди. Мы верим в мировую революцию? Но ведь и те, на другой стороне, имели свою веру, свои твердые убеждения. Что поделаешь… Но возражать не стал. Судьба его новых знакомых, чужих, чуждых волновала почему-то, мучила. Но — была предрешена. Что он мог поделать с этим…
Арестованных передали коменданту, по одному свели в специальный подвал. Дебольцов умирал последним. По каким-то одному ему понятным знакам судьбы, звучавшим в душе, знал это. За секунду до выстрела подумал: «Это суд Божий. Не над нами, над ними. А мой дух прими, Господи, с миром». Тела зашили в мешки и сразу же отвезли на Ваганьковское. Там, у железной дороги, было у коменданта секретное место. Яма чернела глубоко и скрыла тела надежно. Даже после войны в этом месте очень долго пели соловьи. Теперь только гудки маневровых тепловозов напоминают о погибших во имя странной идеи.
Кому?..
