не смогла переубедить ее в этом, как и уговорить обратиться в полицию, так что я попросила ее рассказать все отчиму. Я предложила пойти с ней, для моральной поддержки, но она хотела сделать это сама. Она была такой храброй.
Хелен подняла голову и уставилась на меня с почти сияющим лицом, как будто смелость Джоселин в ее воспоминаниях была каким-то невероятным поступком. Я позволила этому ощущению сестринства наполнить ее глаза еще большей зеленью.
— Ты не знаешь, рассказала ли она Рэю? — Уточнил Ньюман.
— Тем утром она пришла на кухню и обняла меня — сказала, что мистер Рэй ей поверил, и что вечером он собирается поговорить с Бобби. Она была такой счастливой. Я сказала, что могу остаться на ночь, но она ответила, что уже запланировала поездку с подругами, и что мистер Рэй хочет поговорить с Бобби наедине.
Я покосилась на Ньюмана и поймала его взгляд. Интересно, мы об одном и том же думаем — что все это звучит чертовски складно? Если бы Олаф не услышал на записи голос Джоселин, если бы мы сами, склонившись над телефоном, не услышали, как она соблазняет Бобби, мы бы действительно поверили в историю Хелен. Этого было бы достаточно, чтобы один из нас вошел в клетку и оборвал жизнь Бобби.
— Мне следовало пойти к шерифу и рассказать ему, что Бобби приставал к своей сестре. Я должна была сделать это, даже если бы Джоселин возненавидела меня, или если бы меня уволили. Если бы я это сделала, возможно, мистер Рэй все еще был бы жив. — Плач Хелен усилился, она сгорбилась и задрожала.
Мы попыталась убедить ее, что она не виновата, когда наконец вернулся Эдуард с ее напитком. Я отошла в сторонку и встала рядом с Олафом, чтобы Эдуарду было, где развернуть свою добродушную магию Тэда. Во мне уже не осталось ничего добродушного — по крайней мере в рамках этого дела.
Значит, Джоселин солгала нам про свой роман с братом, потому что ей было стыдно. Это не означает, что именно она убила своего дядю. Рэй Маршан вполне мог расценить их отношения, как инцест, и велеть Бобби порвать с ней. Ничего из того, что мы узнали, включая тот факт, что Джоселин врала, не помогло нам спасти Бобби от обвинений в убийстве. Нам нужен еще один подозреваемый по этому делу, а также достаточно улик, чтобы убедить судью — в противном случае нам придется убить Бобби.
Я поймала себя на внезапном порыве прислониться головой к руке Олафа, потому что до плеча я бы все равно не достала — мне просто хотелось к кому-нибудь прикоснуться. Для ликантропов это был один из способов успокоиться, а я несла в себе достаточно зверей, чтобы просто хотеть привалиться к кому-нибудь на минутку и прочистить голову. Олаф будто бы прочел мои мысли, потому что он сократил и без того маленькую дистанцию между нами, и его рука прижалась к моему плечу. Да, я знала, что это был Олаф — стремный сукин сын, но вот я стою, прислонившись головой к его руке, позволяя весу своего тела немного отдохнуть на нем. Это было приятно — успокаивало, как щенячья куча, на которую я привыкла рассчитывать дома, в своей полигруппе. Мне казалось, это работает потому, что мы были связаны метафизически, но, может, дело просто в физической близости — как у бродячих собак, которые жмутся друг к другу ради комфорта.
Как бы там ни было, это помогло мне прочистить голову. Ледук сказал, что Хелен Граймс принесла телефон Бобби, потому чтобы была уверена, что это подтвердит правдивость слов Джоселин, или типа того. Но откуда она узнала, что было в телефоне? Почему она вообще была уверена, что его стоит нести в полицию?
Это были хорошие вопросы, о которых нам следовало подумать раньше. Я прекратила спорить сама с собой на тему того, чтобы было приятно, а что — так себе идеей, и просто привалилась к Олафу, позволяя своему лицу ощутить то, что я уже и так чувствовала затылком — рокот его энергии: его льва к моей львице. Это не пробудило наших зверей, ничего плохого не произошло — это просто было, и на тот момент именно в этом я и нуждалась. Если бы он только забил на свои приколы серийного убийцы, то, может, мы могли бы пообниматься.
57
К тому моменту, как Эдуард успокоил Хелен, я уже перестала стоять, привалившись к Олафу. Даже если бы он и правда был моим возлюбленным, я бы не позволила себе проявить чувства посреди допроса. Остальные маршалы подняли бы меня на смех.
Хелен улыбалась Эдуарду, но, когда она повернулась к Ньюману, ее улыбка исчезла.
— Почему ты не выполнил свой долг, Вин?
— Я не уверен, что понимаю, о чем ты, Хелен.
— Бобби не виноват, что зверь внутри него превратил его в монстра, но ведь это так. Все началось с того, что он захотел свою собственную сестру, а когда мистер Рэй сказал, что это грешно, животная часть Бобби слетела с катушек, и он убил его. Рэй Маршан вырастил этого мальчика, как родного, он усыновил его и все такое, но Бобби все равно превратился в животное и убил его. Он опасен, Вин.
— Ты видела, как он убил Рэя? — Спросил Ньюман.
— Нет, той ночью меня там не было. Я ведь уже сказала об этом.
— Преспокойно отдыхали дома, да, Хелен? — Поинтересовался Эдуард, по-деревенски растягивая слова.
— Я была вместе со своим кружком рукоделия. Мы вышивали соборное окно. Никто из нас еще ни разу не делал ничего настолько сложного.
— Речь об окне в подвале лютеранской церкви? — Уточнил Ньюман.
— Да. — Ответила она, улыбаясь — разговор о хобби помог ей расслабиться.
— В тот вечер была твоя очередь доставать прохладительные напитки на всех? — Спросил он.
— Нет, на той неделе я занималась уборкой.
— Значит, ты все закрыла и поздно вернулась домой. — Сказал Ньюман.
В этот момент я поняла, что у Хелен есть алиби. Мне и в голову не приходило, что Хелен Граймс могла оказаться сообщницей убийцы, а я должна была об этом подумать. Я просто не привыкла подозревать в убийстве обычных людей. Если речь идет о жертве, которую насмерть задрали когтями, все понимают, что человеческими ногтями такого не сделать.
Хелен наклонилась через стол и коснулась рукава Ньюмана.
— Я знаю, что тебе предстоит совершить нечто ужасное, Вин, но это твоя работа — защищать нас от
