в замешательстве ответила Инь. Сердце у нее дрогнуло, словно ее уличили в дурном поступке. Чувствуя себя виноватой перед девочкой, она всем своим видом старалась показать, как благодарна ей.
— Ты, наверно, притомилась, все время играешь с ними, гуляешь. — Она протянула девочке один мао. — Возьми, купи себе чего-нибудь сладкого!
— Сейчас ополченцы приходили, детишки попросились на улицу поглядеть — бедненькие, целыми днями сидят дома, вот я и взяла их погулять… Ой, а деньги зачем? У меня есть, да и мама не велит мне ни у кого брать! — стала отказываться девочка.
Уговаривая ее взять деньги, Инь с тревогой спросила:
— Куда же пошли ополченцы?
— Вы разве не знаете? — сказала девочка, беря мао. — Они пошли к устью. Японские дьяволы наступают.
— А в деревне кто-нибудь остался? — Инь отстранила прижавшихся к ней детей.
Гордясь своей осведомленностью, девочка сообщила:
— Нет, все до одного ушли! Сама видела!
— Что же это они! — хриплым голосом закричала Инь. — Никого не оставили! А если японские дьяволы сюда придут?
Ее услыхал хозяин соседней мелочной лавки.
— Ох, уж эти беженцы! — сказал он. — Со страху веревку за змею могут принять… Не знаешь разве, в устье стоят наши войска, и будь эти дьяволы о трех головах и шести руках, и то не пробьются.
— Э, уважаемый, кто знает, может, японцы здесь пройдут!
Инь показала рукой в сторону восточной горы.
Хозяин лавки и стоявший с ним рядом мастеровой рассмеялись.
— Да что ты болтаешь! Им здесь не подняться! Разве что на самолете!
— А, нечего ее слушать! Видать, спятила со страху, — съязвил кто-то.
Инь в сердцах крикнула:
— Это вы болтаете! Японские дьяволы давно взобрались на гору! Если бы я одна видела! Так ведь и матушка Чжан может подтвердить! — На самом деле японские солдаты еще не поднялись на гору, но ей хотелось, чтобы люди в это поверили. — Мы бегом бежали, чтобы предупредить всех. Даже корзинки с грибами побросали… Разрази меня гром, если я хоть слово соврала!
Инь увидела, как встревожились люди. Она обрадовалась, что ей поверили, на душе сразу стало легко. Повернувшись к воспитаннице Чжан Эр-нян, она сказала:
— Твоя мама лежит там, на дороге, побежим скорей, ей надо помочь!
Она вышла с детьми из села. Девочка побежала вперед. Скоро Инь увидела позади себя отряды вооруженных ополченцев. Она отошла в сторону, уступая им дорогу. Командиры с хмурыми лицами, проходя мимо нее, допытывались:
— А ты вправду их видела?
Она боязливо отвечала:
— Пусть Небо покарает меня — можно ли шутить с таким делом, господа начальники!
Командиры дружелюбно на нее глядели и, похвалив, шли дальше. Некоторые знали, что она беженка, потерявшая мужа, н старались приободрить:
— Молодец, что сказала. Просто молодей! Бот это беженка! Хоть сама и не убивала японских чертей, а за мужа, можно сказать, отомстила.
Инь будто пробудилась от кошмарного сна и сразу почувствовала обрушившуюся на нее тяжесть. Она молчала, понурив голову. Топот ног затих вдали, как отхлынувшая от берега волна. Женщина горестно взглянула на своих четверых детей и вздохнула:
— Все! Теперь нам конец!
Когда на горе загремели выстрелы, по ее щекам неудержимо потекли слезы. Наплакавшись вдоволь, она почувствовала некоторое облегчение. Затеплилась последняя искорка надежды: «Может оыть, это все-таки не он. О Небо! Как хорошо, если бы это был не он!» Подняв залитые слезами глаза, она шептала молитву.
Вскоре к ней подошла Чжан Эр-нян со своей будущей невесткой. Радостная и возбужденная, старушка громко сказала:
— Ты потрудилась на славу! Теперь все будут почитать тебя как богиню!
Инь склонила голову и тихо проговорила, стараясь скрыть свое горе:
— Не говорите так, матушка! Боюсь, счастье мне изменило!
Чжан Эр-нян принялась ее журить:
— Глупая, неужели не соображаешь? Сколько людей ты спасла сегодня, сколько домов уберегла… Кто же ты, как не живая богиня?
Браг в этот день был отбит и у восточной горы, и в устье реки. Вечером во всех окрестных селах и деревнях трещали хлопушки, все ликовали; одна Инь, забившись под одеяло, глотала слезы…
— Насилу нашла тебя! — с укором сказала Чжан Эр-нян, с шумом ворвавшись в комнату. — Э, да ты в постели валяешься… Живо вставай, сельский староста и командир ополченцев зовут нас к себе. Говорят, награду будут выдавать.
Вся в слезах, Инь продолжала лежать.
— Чудно! — удивилась Чжан Эр-нян. — И чего ты ревешь? Всюду только и разговоров что о тебе! Я говорю, счастье тебе выпало, а ты плачешь. Вставай скорей, сама увидишь, паши собрали тебе кучу подарков! Хоть целый год гни спину па рыбной ловле, столько не заработаешь!
Инь разрыдалась еще сильнее.
Сбитая с толку, Чжан Эр-нян начала сердиться.
— Ну чего ревешь? Говори же! Чистый как стеклышко дом поганишь слезами![137]
Глотая слезы, Инь поднялась с постели, схватила Чжан Эр-нян за руку и рухнула перед ней на колени.
— Матушка Чжан! Простите, будьте великодушны, у меня такое горе, совсем голову потеряла.
Чжан Эр-нян заставила ее подняться с пола:
— Просто ума не приложу: тебе бы радоваться, а ты голосишь!.. Живете вы в море, вот и одичали!
Инь продолжала всхлипывать:
— Матушка… вы ничего не знаете… Моего хозяина убили!
— Ты что, рехнулась? — вскричала Чжан Эр-нян. — Кто тебе сказал?
— Слышала… от ополченцев… только что рассказали, — стараясь сдержать слезы, ответила Инь.
Чжан Эр-нян недоверчиво покачала головой.
— Ерунда какая! Откуда им знать, ведь они на вашем острове не были и мужа твоего в глаза не видали!
Инь хотела возразить, но прикусила язык и потупилась.
— Ты мне
