В одну из душных ночей дом Асланбека подвергся обстрелу. Стреляли недолго и, видимо, сразу из нескольких стволов. Автоматные очереди искрошили кирпичный забор у ворот, но больший вред причинила брошенная во двор граната. Осколки разорвавшейся «эфки» посекли стены и разбили стёкла в двух обращённых в эту сторону окнах. Исполнив задуманное, автоматчики не торопясь ушли, оставив перепуганных насмерть обитателей дома в ожидании повторного нападения. Умом Асланбек понимал, что устроенная стрельба и брошенная граната – всего лишь предупреждение ему, и в повторном обстреле этой ночью никакого смысла нет. Но поселившийся в сердце страх за семью не давал покоя. До самого утра заснуть так никто и не смог. Уже при свете дня, глядя на задремавших в кроватях детей, Асланбек поднялся и, стараясь не шуметь, вышел из комнаты. В зале его ожидал хмурый Рязанцев. Он и раньше пытался расспросить своего спасителя о нынешнем своём положении, но тот всякий раз лишь отделывался общими ответами и ссылками на временную слабость его, Ивана, здоровья. Теперь настало время задать те же вопросы снова.
– Послушай, Асланбек! – проговорил Иван, поднимая отяжелевшую голову – Я теперь достаточно окреп для того, чтобы выбраться отсюда. Я же вижу, что хлопот доставляю тебе немеряно, и эта ночь – лишнее тому подтверждение. Отвези ты меня в мою роту или к любому нашему опорному пункту. Если это невозможно – хотя бы сообщи им обо мне, а они уж сами меня из этого села вытащат.
Чеченец устало взглянул на лейтенанта и отрицательно покачал головой.
– Не могу я тебя вывезти сейчас. У нас всё на виду тут, и как только я засобираюсь, об этом боевикам сразу известно станет. А тогда, если в селе не перехватят, то на дороге взорвут или расстреляют. Если же военные за тобой придут, то мою семью ни один родичь защищать не станет. Получится, что это я русских в село привёл!
Аслан хотел было добавить ещё что-то, но внезапно раздумал и безнадёжно махнул рукой.
– Ну тогда я сам к своим ночью подамся – нерешительно заявил Рязанцев.
Услышав это, чеченец тяжело вздохнул и снова поднял воспалённые глаза.
– Куда ты уйдёшь в таком состоянии? Да и улицы по ночам бандитами патрулируются, сразу перехватят тебя. Побудь у меня, силы восстанови, а там посмотрим. В любом случае – пока я жив, они до тебя не доберутся!
Асланбек встал с дивана, намереваясь выйти из дома, но Иван не собирался прекращать разговор.
– Просьба у меня к тебе, Аслан. Ты дай мне из оружия что-нибудь. Гранат подкинь хотя бы, если ствол не найдёшь.
Ганиев несколько секунд постоял в раздумье, затем согласно кивнул и пошёл в спальную комнату. Чуть погодя, он возвратился в зал и протянул Ивану пистолет с двумя «эфками».
– С гранатами осторожнее, с твоей силой далеко их не бросишь, а мощность большая у них! – счёл необходимым предупредить он.
Прошло ещё двое суток, но обстрелы больше не повторялись. После всего произошедшего дети боялись оставаться одни, что связывало вынужденных отвлекаться по тем или иным хозяйственным вопросам их родителей. Снова зачастила Имани. Взяв на себя часть забот о племянниках, она днями задерживалась в доме брата и Рязанцев безмерно был счастлив этому обстоятельству. Теперь, коротая время около играющих малышей, он мог часами наслаждаться близостью девушки.
Однажды в полдень запертые ворота загромыхали под ударами кулака. Девушка тут же выбежала из дома, вызывая работавшего в теплице брата. Он не замедлил тот час же прибежать. За ним спешили обе перепуганные женщины. С автоматом в руках Асланбек открыл продолжающие греметь под градом ударов ворота. За ними с озабоченным видом стоял Хож-Магомед. Хмуро взглянув на родственника, он, стараясь сохранять спокойствие, сообщил:
– В лесу остатки пятерых человек нашли, так по одежде троих узнали. Один из них – Ибрагим. С ним ещё один вахабб из нашего села – Абубакаров Рустам, а третий – из соседнего. Похороны завтра будут, так что готов будь.
Произнеся многозначительным тоном последнюю фразу, Хож-Магомед ушёл. Асланбек обернулся к встревоженным женщинам.
– Я сейчас к отцу, обедайте без меня. В моё отсутствие дверей никому не открывать, даже если назовутся от меня присланными.
Проинструктировав обеих, Ганиев торопливо пошёл по наполнившейся высыпавшим народом улице, а Малика, проводив обеспокоенным взглядом мужа до поворота улицы, закрыла двери на засов и поспешила к сыновьям. С первого же взгляда на вошедших женщин, лейтенант понял, что стряслась какая-то беда.
– Что случилось? – поспешил он задать срывающийся с языка вопрос.
Малика не ответила. Молча взяв детей за руки, она вывела их в соседнюю комнату. Имани подошла к окну и обратила к Ивану свои голубые глаза.
– Дядю нашего в лесу нашли, вернее то, что осталось от него. А с ним ещё четырёх.
От услышанных слов Иван переменился в лице. Выждав с минуту, он испытывающе посмотрел в глаза девушке.
– И кого винят?
– Ваших. Их ещё в начале весны в сёлах схватили, когда после обстрела на дороге другие военные к вам приезжали.
Губы Рязанцева сами собой сложились в ироничную усмешку.
– Ты хочешь сказать, что дядя твой не виновен?
Теперь уже девушка молча вглядывалась в сузившиеся от злости глаза молодого человека. Наконец она отвернулась к окну и некоторое время стояла так, скрестив руки на груди. Приняв какое-то решение, она плавно повернулась, оперевшись о подоконник сдвинутыми за спину руками.
– Я лично ни тебя, ни других ваших не осуждаю. Дядя мой вахаббистом был, как и другой, найденный с ним односельчанин. Что до остальных, то поговаривают, что они тоже в нападении на военных участвовали. Но многие в селе, и их большинство, совсем другого мнения. И брат мой, Салавди, тоже. Он и другие вахаббы хотели тебя на захваченного дядю выменять. Дядя Ибрагим у них какую-то должность занимал, и они всё это время на его след выйти пытались, а теперь сам видишь, как вышло.
Иван слушал не перебивая. Промелькнувшее в его глазах удивление тут же сменилось безысходной чёрной тоской. Осипшим от волнения голосом он спросил:
– Что же, выходит, Асланбек и ты с Маликой меня для обмена с того света вытягивали?
– Что ты! – вскрикнула девушка – Аслан не вахаббист, как и мой отец. Он уже отбил тебя однажды, когда ты без сознания лежал, и теперь в обиду не даст, вот увидишь! Только навряд ли сейчас на помощь родственников рассчитывать придётся. Если раньше только вахаббистов боялись, то теперь и самим обычай мстить предписывает…
Рязанцев уже не слушал её. Оперев рукой поникшую голову, он надолго задумался. Замолчала и Имани. Некоторое время она наблюдала за сидевшим в глубоком раздумье Иваном, но вскоре была вынуждена выйти на зов Малики. В ожидании возвращения Асланбека женщины протомились около часа. Но прибытие его домой не внесло какой-нибудь определённости. Хмурый и раздражённый больше прежнего, он молча прошёл к себе. Через несколько минут Малика вошла к нему, но долго в комнате не задержалась. Муж не стал даже выслушивать её расспросы. Она вышла и плотно закрыла за собой дверь. Асланбеку требовалось побыть одному. На улице начало смеркаться, когда он вышел в зал.
– Собирай детей – приказал он Малике – и идите ночевать к Хож-Магомеду. Он не откажет. А ты, Имани, к отцу возвращайся, поздно уже.
Девушка отрицательно качнула головой.
– Нет Аслан, я здесь
