будто бы понял, что мне приписываются какие-то мысли и представления, которых у меня в жизни никогда не было.
Меня охватило страшное смятение и ужас, ужас и страх, и я невольно схватился за шею…
Но за минуту перед тем, как этот ужас и страх отпустили меня и я упал на пол, я успел расслышать, что кому-то, кого, наверное, тут прежде не было или все это время он скрывался, сказали:
— Вот видите!.. Но это ничего, это хорошо. Весь мир вокруг, тот окружающий мир гораздо хуже, посмотрите. — И он показал на окно.
..................................
Я лежал на опушке леса в траве, вдалеке видна деревня, а за ней на холме — кладбище, а по дороге, идущей от деревни, ко мне медленно-премедленно движется какой-то человек. Из этой дали мне казалось, что он оборванный, обтрепанный, на нем старые запыленным башмаки, и лицо его бледное и худое. Я немного приподнялся, трава была холодная и мокрая, я окоченел от холода, но мне было все равно. Все то, что я пережил, видел, слышал… имело ли это вообще какой-нибудь смысл? Какую-нибудь цену? Для чего вообще это было? Оказывается, было совсем немного счастливых и светлых минут, которые имели цену, смысл: Вилем Брахтл, Илона Лани, Мойша Катц, Артур Якобсон, было… Но было только несколько маленьких минут, капель в огромном, бесконечном, окаменевшем холодном море — ничего больше.
Я должен был быть мертв, но все же я живу на свете, я должен был быть живым, думал я, и все же для мира и жизни я мертв. Если бы я не должен был быть живым, думал я, кто мог ко мне еще прийти и говорить со мной? Если бы я не должен быть мертв, кто бы мог прийти ко мне на могилу и зажечь там свечки? Этот человек от деревни приближался ко мне, и я видел, что у него не порванный пиджак, не запыленные башмаки и не бледное лицо, потому что рядом с ним шагал огромный пес, четвероногий друг, и это местный органист. Когда он подошел ближе, над нами начал опускаться черно-белый туман, и я видел, что это не органист, а пастух с собакой и прутом в руках, а за ним идет огромное стадо овец. Когда он подошел к опушке и остановился передо мной, то я увидел, что это не пастух с собакой, а молодой Шкаба, который теперь живет с родителями в избушке возле леса, у него в руке прут, а за ним идет стадо белых лебедей. Тут подул ветер, лебеди расправили крылья, побежали к нам, и в ветвях деревьев раздались темные звуки. Но это был обман и мираж. Это не были темные звуки, это пели ветви и деревья, как они поют испокон века, когда дует ветер, и будут петь вечно.
Я встал совершенно окоченевший и, трясясь от холода потихоньку пошел по каменистой дороге к деревне.
Примечания
1 Слава тебе, господи! (нем.)
2 Поджаренный, натёртый чесноком чёрный хлеб.
3 Без души, бездушный (нем.)
4 Слабый, неясный свет на могиле (нем.)
5 Т.е. "Anna Domini 1620"
6 Полудница - ведьма, крадущая детей в полдень. У Эрбена есть баллада под таким названием.
7 Цисарж по-чешски означает император.
8 Стихи К. Эрбена даны здесь и далее в переводе Н. Асеева.
9 Михал, милый мальчик, милый малыш (венг.)
10 Лепесток цветка, пылинка земли, земли, которую мы любим, земли, которая нам дорога (австр. диалект)
11 Очарование альпийских лугов (австр. диалект)
12 Воспоминание (австр. диалект)
13 Ах, какая прекрасная игра, какая прекрасная игра, Мишка, Миша, милый мальчик, милый малыш! (венг.)
14 И я воскресну для вас в последний день (лат.)
15 Я добрый пастырь... (лат.)
16 ...об этом молит тебя, сына, твоя матерь...
17 ...чудо, явленное твоей матери, чудо, явленное твоей матери...
18 Внимание, внимание... по приказанию фюрера и верховного главнокомандующего немецкой армии... (нем.)