Я таяла в его руках, пока он быстро и легко срывал с меня одежду, пока шептал, что любит меня больше жизни, что хочет меня и сходит с ума от моей красоты. Мои руки не могли насытиться прикосновениями к идеальной коже Марка, лаская его везде, куда удавалось дотянуться.
Мои губы не могли остановиться хотя бы на мгновение, обсыпая поцелуями стройное тело Власова, словно боялись упустить хотя бы миллиметр. Каждая клетка моего организма взрывалась энергией счастья, пока мы ласкали друг друга, не помня себя, не понимая, где находимся, не чувствуя, что перекатываемся с кровати на пол.
Я задыхалась от наслаждения, когда он ласкал мою грудь руками, губами, языком, задыхалась, когда наши языки сплетались вместе, задыхалась, когда ощущала под своей ладонью упругость его члена.
Когда же Марк медленно вошёл в меня, я уже не смогла различить, чьи стоны заполняют комнату: мои или его, настолько я потеряла себя, настолько неимоверное наслаждение, смешанное с безграничным счастьем, затопило меня до предела. Марк смотрел на меня взглядом, переполненным страстью, а я тонула в его глазах, плавясь под весом его тела, прижимаясь еще сильнее, двигаясь в такт его движениям, ощущая его дыхание на своей шее и понимая, как мало мне нужно для счастья – любить и быть любимой Марком Власовым.
Я не могла бы сказать точно, сколько оргазмов я испытала там на полу когда-то и моей спальни, но я была уверена, что нет ничего прекраснее, чем акт любви с по-настоящему любимым мужчиной. Я видела, как горят от счастья глаза Власова, чувствовала, что сама неимоверно счастлива, но это волшебное мгновение длилось недолго.
С многочисленными разрядками и усталостью пришла и ясность ума, которая постепенно возвращала меня в реальность, напоминая мне о горькой правде жизни. Мы продолжали лежать на полу, Марк обнимал меня, зарываясь носом в мои волосы, прижимая к себе руками и ногами, шепча слова любви.
Реальность била по больному месту – прямо в израненное сердце, отяжеляя его и проясняя разум.
– Мне нужно идти, – проговорила я, пытаясь расцепить руки Марка.
– Останься, прошу тебя, – прошептал он, нежно сжав мою грудь и целуя в волосы, и я снова почувствовала его нарастающую эрекцию. – У меня нет сил расстаться с тобой, любовь моя.
– Пусти, пожалуйста, – настаивала я, спокойно вырываясь из таких желанных объятий. – Мне правда пора.
Что-то в моём тоне заставило Марка напрячься, его взгляд в одно мгновение из умиротворённого и счастливого превратился в тревожный, и я знала почему. Марк не задавал вопросов, пока я одевалась, собирая свои вещи по полу, будто бы боялся ответов. Всё волшебство улетучилось, уступая место напряжению, разраставшемуся в воздухе.
– Ты так и не дал мне ответ, – напомнила я о цели своего визита, наблюдая, как Марк натягивает джинсы прямо на голое тело, как гаснут последние искры надежды в его взгляде, как боль снова заполняет его глаза.
Он всё понял, не было нужды задавать уточняющие вопросы, но это напряжение угнетало не только меня.
– Я знаю, что ты ответишь мне, но не могу не спросить, – проговорил он ледяным тоном, – то, что сейчас произошло, это ничего не значит для тебя?
– Значит, но не в той степени, в которой ты бы хотел, Марк.
– Вероника, что ты делаешь? Зачем ты так поступаешь с нами? Я люблю тебя, ты любишь меня, и не отрицай этого, я всё видел в твоих глазах, это невозможно скрывать, я чувствую тебя, Вероника, чувствую каждую клетку твоего организма, нас тянет друг к другу с такой силой, что мы оба теряем голову, словно подростки. Зачем же так мучить себя, Вероника? Я виноват перед тобой, и я уже сотню раз извинился, да и вдоволь уже настрадался за ту ошибку, но ты ведь и себя наказываешь…
– Ты прав, я люблю тебя, тут нечего скрывать, люблю и хочу, как никого никогда не хотела, но этого не достаточно, Марк, этого слишком недостаточно для того, чтобы начать всё с начала. Я знаю, теперь знаю, что ты любишь меня, но и этого мало для семейной жизни. Пойми, я не верю тебе больше. Нет, я верю в твою любовь, но я не верю, что ты изменился, что ты перестал быть эгоистом, что ты не предашь больше. Я не доверяю тебе, Марк, и боюсь, что никогда больше не смогу доверять – вот это самое страшное для меня. Это всё пустые слова, которые больше ничего не значат, а жить с тобой и не доверять – хуже, чем жить без тебя, прости.
Я ощущала, что каждое моё слово причиняет ему боль, но и мне было больно. Я, по сути, отказывала самой себе в счастье, но я точно знала, что счастья без доверия быть не может, что такое счастье короткое и оно может быстро закончиться.
– Если ты будешь счастлива в Москве, поезжай, я не буду тебе мешать, Вероника, – проговорил он мёртвым голосом, глядя в окно, а я, пролепетав «Спасибо», выбежала за дверь спальни, бегом спустилась вниз, прихватила свою сумочку и выскочила на улицу, давясь рыданиями, но понимая, что поступила правильно.
Эпилог
Жизнь в Москве оказалась намного сложнее, чем я думала, и дело было даже не в том, что до работы мне приходилось добираться больше часа, потому что квартира, арендованная для меня журналом, находилась довольно далеко от издательства, и не в том, что детский садик, в который мне удалось устроить Катю, находился в противоположной стороне, а в самой атмосфере города. Всё вокруг не просто кипело, бежало, торопилось, ело на ходу, толкалось и шумело, а создавалось ощущение, что люди не успевают жить, что им не хватает двадцати четырёх часов, которые имеются в сутках, и я понимала, что и мне их тоже не хватает.
Я привезла Катю в Москву спустя месяц своего пребывания здесь, когда устроилась на новом месте, немного влилась в работу и ритм города. Время так быстро бежало, что я понимала – у меня его не остаётся на ребёнка. Мне приходилось разрываться между любимой работой, которая забирала все мои силы и энергию, и дочерью, на которую у меня оставалось всего пара часов в день. Однако все выходные я старалась уделять только ребёнку, не допуская и мысли о работе, хотя эти мыслишки регулярно пытались проползти незаметно в моё сознание.
Катя скучала, я видела грусть в её глазах, когда она вспоминала о Сосновом Бору, о дедушке Мише, о Марке, о бабушке и дедушке Власовых и даже порой о Серёже, хотя и старалась не выдавать своих чувств. Дочь скучала, но в то же время я видела, что моё умиротворённое душевное состояние нравится ей больше, чем состояние, в котором я пребывала последнее время, живя в Бору. Она быстро привыкла к новому дому, к новому садику и к новым знакомым.
Поначалу мне было тяжело и непривычно, настолько, что порой я украдкой хныкала в подушку от усталости, но спустя какое-то время я влилась в эту атмосферу жизни настолько, что её кипение, казалось, перешло внутрь меня, что я будто бы подпитываюсь этой сумасшедшей энергией и теперь уже не смогу жить по-другому – это как наркотик – жить в драйве и постоянно получать от этого удовольствие.
Мне хватило пары месяцев, чтобы понять, такая жизнь для меня, мне она нравится, я почти счастлива и спокойна, я обожаю свою работу и получаю от неё огромное удовлетворение, а главное – самоутверждение. Мне удалось быстро и безболезненно влиться в коллектив, приспособиться к начальству и без дрожи в коленях выступать на совещаниях каждую пятницу, демонстрируя отобранные к следующему тиражу фотографии.
