— Но когда его ньюмены пришли в «Joli Cceur»...
— Они никогда не осуществили бы своих угроз. — Джон закончил фразу вместо нее: — Потому что ты — тоже создатель. Никто из нас на это не способен.
Изабель недоверчиво покачала головой:
— Не может быть. Тот, что называл себя Биттервидом, совсем не притворялся, когда схватил меня за горло. Если бы я не пошла с ним, он бы меня убил.
— Он мог убить меня или кого-то из твоих друзей, — сказал Джон. — Но угрозы по отношению к тебе были просто хорошей актерской игрой.
Решимость Изабель таяла на глазах.
— Ты не могла этого знать, — произнес Джон, пытаясь ее утешить.
— Я должна была послушаться тебя несколько лет тому назад, — сказала Изабель. — Надо было перестать вызывать кого бы то ни было, как только ты мне всё рассказал.
Джон промолчал, хотя и придерживался такого же мнения.
— Я говорил, чтобы ты относилась к этому более ответственно, — сказала он спустя некоторое время. — Тебе следовало тщательнее оберегать картины.
— Но пока Рашкин живет на земле, они всегда будут подвергаться опасности. Лучше было бы никогда не вызывать никого из вас, чем позволить вам умирать. Но я опоздала. — Изабель повернулась к мольберту. Она обхватила себя руками и смотрела на незаконченное изображение ангела. — Такова история моей жизни. Я всегда опаздываю.
— Для тех из нас, кто остался в живых, еще не поздно, — возразил Джон.
Изабель снова повернулась в его сторону:
— Что это значит?
— Источник опасности — в Рашкине.
— Я знаю это.
— Так что, по-твоему, нужно сделать, чтобы устранить угрозу?
— Ты хочешь сказать, что я должна убить его?
Джон кивнул.
— Не думаю, что я смогу. — Лицо Изабель исказилось от душевной боли. — Я знаю, что он чудовище. Я... я, вероятно, всегда это знала. И всё же я не способна хладнокровно убить человеческое существо.
— Если он не умрет, погибнем все мы, — сказал Джон.
ІІІ
— А где Джон? — спросил Алан, как только он и его спутницы добрались до Козетты.
— Он отправился убивать Рашкина, — ответила Козетта. В тот же миг она ошеломленно обвела взглядом своих собеседников и зажала рот рукой. — Ой, — пропищала она сквозь пальцы. — Я не должна была этого говорить.
— Рашкина? — переспросила Роланда.
Она явно испытывала сильное замешательство.
— Речь идет о Винсенте Рашкине, художнике, — пояснил Алан. — Он был наставником Изабель, еще когда все мы учились в университете.
— Но какое он имеет отношение ко всему этому? — удивилась Мариса.
Алан снова обратился к Козетте:
— Я думаю, именно это ты и должна нам объяснить.
Но Козетта покачала головой:
— Я не собираюсь ничего объяснять. Просто забудьте о моих словах.
Она повернулась, чтобы уйти, но Алан удержал ее за руку:
— Козетта, нам нужны ответы на некоторые вопросы.
Ее взгляд задержался на лице Алана, и он против воли поразился удивительному цвету ее глаз — странное соединение серого и розового. Невозможное сочетание. Но и вся ситуация в целом была такой же нереальной. Хотя он вполне явственно ощущал руку Козетты в своей и не было ничего сверхъестественного в том, что все они стояли рядом на тротуаре.
— Почему я должна вам что-то объяснять? — наконец спросила Козетта.
— Мы хотим помочь.
— Но почему? Какое вам до нас дело?
— Хотя бы потому, — заговорила Роланда, пытаясь сохранять спокойствие, — что мы не хотим, чтобы ты была замешана в убийстве.
Убийство. Это слово громко отдалось в мозгу Алана и напомнило ему об утренней встрече с полицейскими и о подозрениях, что он имеет отношение к смерти матери Кэти.
— Скажи, это Джон убил Маргарет Малли? — спросил он.
Козетта ответила ему непонимающим взглядом.
— Маргарет была матерью Кэти, — объяснил Алан. — Она пыталась помешать нам издать новый сборник сказок Кэти.
— Так вот с чего всё началось, — воскликнула Козетта, вырываясь из рук Алана. — Если бы ты не уговорил Изабель снова вызывать нас в этот мир, клянусь, Рашкин никогда бы здесь не появился. Ничего бы не произошло.
— Я ничего не понимаю, — растерянно произнес Алан.
— И это еще мягко сказано, — пробормотала Мариса из-за его спины.
— Вы не можете удержать меня силой, — сказала Козетта. — Стоит мне закрыть глаза и сосредоточиться, и в то же мгновение я окажусь перед моей картиной.
Алан удивился еще больше.
— Это одна из наших особенностей, — продолжала Козетта. — Мы в любой момент одним усилием мысли можем вернуться к своей картине-переходу. — Козетта подергала за край своего свитера. — И еще я могу всегда принять тот вид, в котором была изображена на картине. Стоит лишь захотеть.
С этими словами она закрыла глаза и нахмурилась. В следующую секунду Козетта оказалась одетой лишь в белую мужскую рубашку, которую видел на ней Алан при первой встрече. Ворот был всё так же расстегнут почти до талии. Вся остальная одежда кучкой лежала у ног Козетты.
— О Господи, — только и смог произнести Алан.
Козетта непринужденно подобрала джинсы и натянула их на себя. Рубашку она оставила навыпуск, но всё же застегнула ее. Надев сверху свитер, она уселась на поребрик и стала обуваться.
— Зачем ты всё это нам рассказала? — спросила Роланда.
— Потому что так захотела.
Девочка подняла вверх ладонь — ту самую, которую порезала ножом в кабинете Детского фонда — и Роланда вздрогнула. Алан осторожно присел на корточки рядом с Козеттой, пока она возилась со шнурками.
— Я не понимаю, что всё это значит, — заговорил он, — но уверен, что Изабель попала в беду. Я это чувствую и хочу ей помочь.
— Ты ее любишь? — спросила Козетта.
Алан смутился и, прежде чем ответить, взглянул на Марису. Потом он снова обернулся к Козетте, и его ответ поразил самого Алана.
— Я любил ее. То есть я и сейчас люблю ее, но не так, как когда-то. Это очень сложно. Наверно, я люблю ее как сестру или как друга.
— А ты сможешь так же полюбить и меня?
— Не знаю, — ответил Алан. — Сначала я должен поближе с тобой познакомиться.
— Чудесный ответ, — неожиданно улыбнулась Козетта. — Даже Розалинда не могла бы сказать лучше. Я никогда не научусь обращаться со словами так же хорошо, как она.
