Он поставил на должность этого мальчишку. Похоже, считает парня надежным… Ну что ж, так оно и есть, и общем и целом. Смышленый, шустрый и энергичный. Не знает абсолютно ничего, но это, вообще говоря, может быть и преимуществом. Хорошо сложен, молодой, представительный, и — что в наши дни редкость — с хорошими манерами. Самым нахальным образом называет его Луи, не добавляя «сэр». Но нынче они все так делают. Что ему нравилось в парне, так это несомненная восприимчивость. Не то чтобы у него было подлинное художественное чутье, но, по крайней мере, понятие о том, что красиво и благородно, парень имел. Сам он бесчестный, но не когда дело касается искусства…
Босбум это понимал. Он очень сожалел, расставшись с Босбумом. Они уважали друг друга. Этот парень — молокосос, но он, похоже, действительно готов учиться, стремится что-то понять. Он не считал, что уже все знает, подобно Ларри. Ларри! Как будто Леопольд не было достаточно почтенным именем для него! Оно вполне сгодилось для старого бельгийского короля, которого так сильно поносили. Не его вина, что Астрид умерла! И когда к ним вторглись эти немцы, подумать только, как повела себя Франция! Привила уважение к монархии. Но сейчас у них нет никого, подобного старой Вильгельмине[93]. «Мужчина в семье», — называл ее Черчилль. И все-таки Юлиана — хорошая женщина, чудесная женщина. Он не жалел, что вернулся. Ему не нравился Вашингтон. Хотя там чудесные картины… О, он очень устал.
Принц припарковал машину — большой микроавтобус «ситроен-сафари», немыслимая вещь в городах и особенно в этом. Город постепенно разрушался, с того момента, когда этот жуткий бургомистр принял решение застроить Розенграхт. Но на шоссе это просто превосходная машина. И помещалось в нее все, что угодно, вплоть до одного из этих огромных, массивных деревенских шкафов. Ныне мастера по шкафам давали за них хорошие деньги — дерево шло на запчасти. Это была старая традиция. Еще перед войной, как помнил Луи, был такой мастер по шкафам на одной из этих маленьких улочек в Пейпе, который воспроизводил ампир и даже мебель восемнадцатого столетия из старого дерева. Как там его звали? Чудесный старик, замечательный мастер. Ван дер Вельде или Ван дер Влит — он не мог вспомнить, так давно это было. Амстердам изменился настолько кардинально, и не в том ли тут дело, что пропали евреи? Этот невообразимый муравейник вокруг Вотерлооплейн, или Йонас-Даниел-Мейерплейн — вот вполне достойное имечко для него. Ох уж эти имена амстердамских евреев — Комкоммер, Аугуркисман! Да что там, во времена его юности одну из его первых девушек звали Бломете Виссхонмакер! Маленький Цветок Потрошительница Рыбы!
Луи поднялся по своей лестнице, тяжело пыхтя и отдуваясь, повозился со светом на лестничной площадке, с ключом от двери в квартиру, снял пальто, вымыл руки и отправился в туалет, снова получив неприятное напоминание о своей простате. С этим следует обращаться к Сассману — слава Богу, не перевелись еще на свете хорошие доктора. В наши дни это не трудная и не опасная операция. Он с величайшей осторожностью поставил фламандскую картину. Панель вот-вот расщепится, и краска держится на честном слове. А это очень добротная работа, выполненная с любовью. Посмотрите только на небольшое рубенсовское полотно! Недурно — убранства довольно хорошо выписаны. Но по сравнению с другим — халтура.
В квартире было очень тихо. Его старая экономка давно ушла. На кухне Луи нашел яблочный пирог. Милая старушенция, она хотела доставить ему удовольствие и знала, как он любит яблочный пирог. Он съест кусочек.
И тут внезапно в дверь парадного позвонили. Кто это? У него никогда не было гостей. Кроме девушек, а они приходили по предварительной договоренности! Ошибка, вне всякого сомнения. Он двинулся к переговорному устройству, установленному у кухонной двери, нажал на выключатель и проговорил натужно, все еще чуточку запыхавшись после крутой лестницы:
— Кто там?
— Это Дик.
Искаженный микрофоном, голос парня звучал одышливо и пискляво. На какой-то момент Луи даже спросил себя, кто такой Дик. Вот дьявол, он был не в том настроении, чтобы донимать его всякой ерундой.
— Гм, — сказал Луи нехотя. — Тогда поднимайся.
Он нажал кнопку, открывающую дверь парадного, в не слишком-то благодушном настроении. Надоедливый мальчишка! Принц пошел открывать дверь квартиры. Его потрясло напряженное, измученное лицо парня.
— Привет, Дик. Что случилось? Что-то не в порядке с магазином?
— Нет… нет… но могу я переговорить с вами, мистер Принц? Это, скорее… это, скорее…
Голос тревожно модулировал.
Луи почесал шею:
— Ладно, Дик, ладно, заходи. Ты мог меня не застать. И десяти минут не прошло, как я вернулся.
— Знаю. Я приходил раньше.
— Ну тогда садись, мальчик, остынь.
Парень действительно остыл, слава богу. Роскошная обшарпанность комнаты, довольно спертый воздух, присутствие крепкого, массивного Луи, его манера разглаживать свои усы большим, широким указательным пальцем, казалось, придавала успокаивающий эффект. Отрывистое, бессвязное бормотание Дика, с внезапными скачками во времени, вдруг превратилось в логически последовательное повествование, которое побудило Луи сохранять неподвижность и молчание до тех пор, пока поток слов не иссяк сам по себе. К тому времени он не только уяснил ситуацию, но знал, что должен теперь делать. История была безумной, а вот парень — нет. А вот Сент… Вероятно, все правда. С этим умозаключением Луи встал и потопал к графину. Тот был почти пуст, и ему пришлось сходить к угловому шкафу за полной бутылкой. Вывод Принца неожиданно получил подтверждение.
— Я думаю, он не в своем уме, — внезапно предположил Дик, говоря ему в спину.
Луи медленно повернулся. Он теперь твердо знал, что история правдива от начала и до конца. Откупорил бутылку и налил себе полстакана виски.
— Понятно. И ты пришел ко мне. Ну что же, это абсолютно правильно.
— Вы очень терпеливы, — сказал парень с полуулыбкой. — Он про вас это говорил. И сказал мне, что нужно брать с вас пример и быть терпеливым.
— Ты знаешь, что он имел в виду?
— Нет.
— Гм. — Принц медленно отпил виски. — А вот я знаю.
— Что? — спросил Дик с трогательной наивностью.
— Ты, вероятно, узнаешь, и довольно скоро, — мрачно сказал тот. — Очень хорошо, Дик, что ты все рассказал мне. Успокойся. Больше ты ничего не можешь сделать. Я этим займусь.
Он снова грузно сел, допил виски, уставившись поверх оправы очков в никуда, и замолчал.
— А вы не думаете, ну… что мне следует пойти в полицию? — робко спросил Дик.
Луи вдруг резко повернулся:
— В полицию — нет. Или, во всяком случае, — пока нет. Ты оказал мне доверие, Дик, и я очень благодарен тебе. Это и твое дело тоже. Но не окажешь ли ты теперь мне еще большее доверие и не позволишь ли уладить все по-своему?
