То, что уши невозможно сложить, поразило юношу как величайшая несправедливость и казалось ему все более несправедливым по мере того, как тянулось время.
Самым худшим было то, что, закончив, Ксанф ожидал похвалы. Он всегда ее ждал и обиженно надувался, если не получал.
— Это было… что-то, господин, — выдавил Менедем.
Такой ответ избавил его от печальной необходимости говорить, что именно это было.
— Да. Что ж, а теперь у меня есть кое-какие срочные дела, — сказал Филодем.
В недобрый миг Менедем побоялся, что отец уйдет и оставит его с Ксанфом наедине. Он знал, что раздражает отца, но не ожидал, что тот настолько его ненавидит. Но Филодем добавил:
— И мне понадобится сын.
Ксанфу нелегко было уяснить намек, однако после долгого обмена банальностями он наконец распрощался.
— Клянусь египетской собакой! — воскликнул Менедем. — Этот человек хоть когда-нибудь замолкает?
— Когда ложится спать — возможно, — ответил отец.
— Бьюсь об заклад, он продолжает болтать даже во сне, — неистово заявил Менедем. — Это было бы очень на него похоже!
Филодем засмеялся с легким неодобрением.
— Нехорошо так говорить.
Он помолчал и вздохнул.
— Это не значит, что ты ошибаешься, имей в виду, но так говорить нельзя.
— Очень жаль!
Менедем встал и потянулся так, что скрипнули позвонки. Потом тоже вздохнул — с облегчением.
— Самое печальное, что сам Ксанф и понятия не имеет, насколько он туп.
— Да, и не рассказывай ему об этом. У него доброе сердце. Он просто зануда, тут уж не его вина. Так же как никто не может быть виноват в своей склонности к тушеной капусте. Я не хочу, чтобы Ксанфа оскорбляли, слышишь?
— Я и не собираюсь его оскорблять, — снова вздохнув, ответил Менедем.
— Да уж надеюсь. — Но и Филодем не удержался от нового вздоха. — Он смертельно скучен, верно?
* * *
Бавкида решительно пересекла двор — теперь, когда Ксанф ушел, она смогла выйти из женских комнат. Менедем проводил ее глазами, не повернув головы. Он не хотел давать отцу причин для подозрений, тем более что до сих пор делал все возможное, чтобы таких причин и не было. Но Менедем не мог не заметить, что Бавкида вошла на кухню.
«О-ей», — подумал он.
Так и есть — мгновение спустя оттуда донеслись голоса жарко спорящих Бавкиды и Сикона.
— Опять они за свое… — сказал Менедем — это показалось ему довольно безобидным замечанием.
— Да уж. — Отец зачерпнул еще одну чашу вина, что, похоже, выражало его позицию по данному вопросу.
— Тебе и впрямь нужно что-то с этим сделать, — проговорил Менедем.
— И что ты предлагаешь? — ответствовал отец. — Жене полагается управлять домашним хозяйством, а повару положено подавать самые лучшие ужины, какие он только может приготовить, — и к воронам деньги. Если я встану на сторону одного из них, другой подумает, что я не прав, и это породит новые проблемы. Нет уж, я буду держаться в стороне. Пусть они сами разбираются.
Рассуждения Филодема имели смысл, хотя Менедему не хотелось признаться в этом даже самому себе. Он гадал, почему отец не может относиться к нему так же снисходительно, как относится к жене и к повару.
«Стоит ему решить, что я немножко сбился с пути, и он задает мне по первое число», — возмущенно подумал Менедем.
Вопли на кухне стали громче.
— …Считаешь, что ты царь Мидас, а вокруг тебя сплошное золото! — крикнула Бавкида.
Страстный ответ Сикона донесся до Менедема только отрывками:
— …Скряга… ячменная каша… соленая рыба!
Повар стукнул кулаком по столу. Бавкида испустила полный ярости вопль.
— О боги, — произнес Менедем.
Филодем осушил чашу вина и налил себе другую. Его взгляд начал слегка затуманиваться, что редко случалось днем.
«Сперва Ксанф, а теперь — это», — подумал Менедем не без сочувствия.
Мгновение спустя Бавкида промчалась через двор обратно и, возмущенно выпрямившись, взошла по лестнице в женские комнаты. Дверь за ней с грохотом захлопнулась.
На сей раз уже Филодем сказал:
— О боги.
А мгновение спустя в андрон вбежал повар, крича:
— Я так больше не могу! Скажите этой женщине, чтобы не совала нос на кухню, иначе я от вас уйду!
— Эта женщина вообще-то моя жена, — заметил Филодем.
— И ты не можешь от нас уйти, — добавил Менедем. — Ты раб… Напоминаю тебе это на тот случай, если ты вдруг забыл.
Судя по комично-удивленному выражению лица Сикона, он и вправду забыл. На то имелись причины: на кухне хороший повар был царем. А Сикон был просто превосходным поваром.
— Ее послушать, так мы пытаемся жить на пять оболов в день! Ну вот скажи, хозяин, как мне приготовить что-нибудь достойное, если я все время оглядываюсь через плечо, боясь потратить лишний халк?
— Покамест ты как-то справлялся, — парировал Филодем. — Уверен, что сможешь хорошо справляться и дальше. Само собой, мою жену беспокоят траты, на то и существуют жены. Но ты найдешь способ продолжать готовить деликатесы, и будь что будет. На то и существуют повара.
«Да, со мной он никогда не бывает так мягок, — подумал Менедем. — Может, мне стоило сделаться поваром, а не торговцем».
Но Сикон отнюдь не был доволен.
— Повара готовят — вот на что они существуют. А как я могу готовить, если эта женщина сводит меня с ума?
Сикон воздел руки вверх и сердито вышел из комнаты, а когда вернулся на кухню, показал хозяевам, что думает обо всем этом, захлопнув дверь с такой же силой, с какой захлопнула ее за собой Бавкида этажом выше.
— Так-так, — сказал Филодем.
Менедем подмечал и за собой привычку так говорить.
— Ты сидишь ближе к кратеру, сын, — сделал ему знак Филодем. — Там осталось вина еще на одну чашу?
— Дай посмотреть. — Менедем взглянул — и потянулся за черпаком. — Вообще-то тут осталось на две.
Он наполнил чашу отцу и себе.
* * *
— Как с этим человеком непросто, — пару дней спустя жаловалась Бавкида. — Он не желает образумиться, и все тут! Может, нам стоит его продать и испытать другого повара?
Менедем покачал головой.
— Мы не можем так поступить. Начнутся разговоры… Сикон ведь живет в нашей семье всю свою жизнь. И он очень хороший повар, ты и сама это знаешь. Я бы не хотел его потерять, и отец тоже.
Бавкида скорчила кислую мину.
