Ясно, что сам Горлинский, действовавший только что не по закону, а «по директивам партии и правительства», в достаточной мере дискредитировал себя в лице своих сотрудников и поэтому через месяц, 29 августа 1951 года, был освобождён от должности начальника УМГБ ЛО, а в декабре отправлен заместителем начальника Управления Волжского ИТЛ МВД. Вот тут на его место как раз и назначили не имевшего никакого отношения к ленинградским проблемам профессионала и типично военного человека генерал-лейтенанта береговой службы Н.Д. Ермолаева из далёкого Владивостока.
На данном этапе требовалось просто зализать раны, нанесённые проведенной чисткой. Вот и автор «Питерских прокураторов» с таким мнением согласен: «Если перед Горлин-ским стояла задача содействовать реализации “ленинградского дела”, то, вероятней всего, Ермолаеву было необходимо (поручено! — Ю.Б.) реформировать и укомплектовать оперативные отделы новыми руководителями взамен тех, кто убыл из Ленинграда не по своей воле. В его обязанности входило также обучение молодых кадров и наведение дисциплины и порядка во вновь создаваемом коллективе» [Л.4].
По мнению Бережкова, как начальник управления Ермолаев произвёл «некоторые профессиональные мероприятия, несомненно носившие положительный характер». Не вдаваясь в их подробности, можно сделать вывод, что чекистский ас всё-таки нормально за полтора года вошёл в курс дела в подчинённом ему ведомстве. Но Андрианов в своём письме почему-то не совсем верно информировал Берию, сообщив о том, что «он только освоился». Но не будем отвлекаться, а для лучшего понимания вопроса приведём ещё одну пространную цитату из книги «Питерские прокураторы».
«В архиве Большого дома сохранилась стенограмма совещания руководящего состава управления, проведенного Ермолаевым 22 декабря 1952 года. Он сообщил, что работу управления проверяла комиссия обкома партии и признала её неудовлетворительной. Комиссия констатировала, что “не разоблачён ни один агент англо-американских разведок, работа ведётся старыми методами, дисциплина в управлении не на должном уровне, поэтому имеют место аморальные поступки, нерадивое отношение к работе”. Ермолаев, не приведя ни одного факта, подтверждающего или отрицающего выводы комиссии, призвал присутствующих на совещании учитывать выводы комиссии “в повседневной деятельности” и приказал “повысить требовательность к себе и подчинённым”. По его мнению, необходимо “совершенствовать работу с агентурным аппаратом”, ибо от правильной организации деятельности в этом направлении в конечном счёте зависит результативность. Каких-либо конкретных предложений по улучшению работы управления Ермолаев не высказал» [Л.4].
Так и хочется воскликнуть: «Хорош начальник!» Его ведомство по морде бьют, а он на это даже внимания не обращает! Наверное, для областного партийного руководства это очень удобно: лупи чекистов, как хочешь, а их командир только утирается!
Но, может, подобное случилось лишь единожды и было вызвано какими-либо определёнными обстоятельствами? Продолжим цитату.
«Впрочем, такой тон выступлений характерен для Ермолаева, что подтверждается просмотренными мной ма-териапами по некоторым другим совещаниям с его участием. Он отделывался стандартными фразами, без каких-либо серьёзных комментариев, будто отбывал наказание и находился в Ленинграде временно, до поры до времени, ожидая снятия с должности или перевода в другой город» [Л.4].
Из приведённых Бережковым сведений вырисовывается образ этакого бесхребетного, карманного руководителя, не имевшего собственного мнения, которого легко направлять сверху в нужную сторону.
А как же по информации, собранной цитируемым нами автором, к данному герою относилось руководство? «Несмотря на разгромные выводы партийной комиссии о работе Ленинградского управления МГБ, первый секретарь обкома и горкома партии Андрианов относился к Ермолаеву по меньшей мере уважительно, ценил его» [Л.4]. С Василием Михайловичем всё понятно: как не ценить работника, об которого можно, извините за выражение, спокойно вытирать ноги, зная, что ответной реакции не последует?
Большинство ветеранов органов госбезопасности, с которыми беседовал Бережков, считали, что «Ермолаев не злопамятен, что он даже голоса на сотрудников никогда не повышал. Это был тучный и добродушный человек. А по характеру флегматичный, он даже особенно не переживал из-за упущений и недостатков в работе управления. Не вникая глубоко в суть проблемы, он подписывал документ без замечаний. У некоторых ветеранов сложилось мнение, что у начальника управления отсутствовали новые идеи и, как многие сугубо военные люди, он был хорошим исполнителем чужих замыслов». Один из ветеранов высказал такое мнение: «Ермолаев — администратор, солдафон, не очень болел за дело, исполнителен, с характером военного человека, сухарь, молчун». И всё же никто не мог привести примера, когда бы Ермолаев наказал кого-либо несправедливо. Ходили слухи, что при телефонных звонках из Центра или Смольного он по вертушке разговаривал стоя [Л.4].
Столь пространное описание совершенно не знакомого мне человека пришлось делать с чужих слов лишь для того, чтобы подчеркнуть мнение о том, что если исходить из пользы делу, то за такого начальника, как Ермолаев, не слишком переживавшего за вверенный ему участок работы, по большому счёту, не стоило особенно копья ломать. Значит, здесь было что-то другое.
А дело, по нашему мнению, обстояло следующим образом. Зачинщики «ленинградского дела» Маленков, Берия и Хрущёв, разработавшие сценарий по уничтожению своих конкурентов Кузнецова и Вознесенского (другие расстрелянные и репрессированные не в счёт), понимали, что этот вопрос далеко не закрыт и его надо как-то осторожно сглаживать, иначе на фоне физически уничтоженных официальных наследников Сталина новые вожди, занявшие их места, выглядели не совсем корректно. Конечно, никто пока не знал, что именно данная троица тянула за ниточки марионеток, исполнявших роль карателей. Но тайное могло неожиданно всплыть. Вот почему, закрыв «дело врачей» и другие неблаговидные деяния, о «ленинградском деле» пока что вслух не было сказано ни слова. По этой же причине так и не был выпущен на свободу, а в конце 1954 года вообще расстрелян главный исполнитель акции Абакумов.
Негласно доверить деликатный вопрос сглаживания, насколько это возможно, неприятных последствий «ленинградского дела» руководящая троица решила Богданову. Почему именно на него пал выбор исполнения роли миротворца? Министр Берия хорошо знал своего подчинённого как умелого, творческого руководителя, успешно справлявшегося со сложными как оперативными, так и хозяйственными задачами, предельно честного, получившего только что высшее юридическое образование и умевшего молчать. Такой представитель Центра не наломает дров и сможет грамотно решать разнообразные служебные вопросы. Хрущёв в бытность свою первым секретарём Московского областного и городского комитетов партии мог вполне оценить деловые и человеческие качества Богданова, являвшегося в ту пору членом бюро МК и МГК. Как начальник УМВД Московской области, да ещё в ранге замминистра, Богданов вместе с партийными властями успешно решал административные и хозяйственные задачи, а в репрессиях, проводившихся по линии МГБ, замешан не был. Маленков с мнением своих товарищей согласился.
