Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
Одну подсказку мы находим в древней навигационной книге «Перипл Эритрейского моря», автором которой был безымянный купец, живший в Египте около 100 г. н. э. Как следует из его описаний, в ту пору между Индией, Египтом и побережьем Восточной Африки уже существовала оживленная торговля. С распространением ислама после 800 г. н. э. индоокеанская торговля еще более активизируется, что следует из умножения археологических следов ее присутствия на местах бывших прибрежных поселений Восточной Африки — огромного количества изделий из керамики, стекла и фарфора и других товаров средневосточного (и изредка даже китайского) происхождения. Дождавшись попутных муссонных ветров, тогдашние купцы плыли напрямик из Индии в Восточную Африку через Индийский океан. Когда португальский мореплаватель Васко де Гама первым из европейцев обогнул южную оконечность Африки и в 1498 г. достиг кенийского берега, среди жителей торговых поселений народа суахили, которые он там обнаружил, ему удалось найти и нанять лоцмана, показавшего ему прямой путь в Индию.
Между тем не менее активная торговля велась и на востоке Индийского океана — между Индией и Индонезией. По-видимому, будущие колонизаторы Мадагаскара по этому восточному маршруту сперва перебрались из Индонезии в Индию, а затем сменили курс и пошли западным маршрутом до Восточной Африки, откуда, вместе с присоединившимися к ним местными жителями, отправились открывать Мадагаскар. Следы общения между австронезийцами и восточноафриканцами сохранились в современном малагасийском языке — будучи в основе австронезийским, он содержит заимствования из бантуских языков побережья Кении. Однако в кенийских языках нет аналогичных заимствований из австронезийского лексикона, и вообще следы австронезийского присутствия в Восточной Африке очень скудны: это, возможно, унаследованные от индонезийцев музыкальные инструменты (типа ксилофона и цитры) и, конечно же, австронезийские растительные культуры, которые стали играть важнейшую роль в африканском земледелии. В свете этого возникает предположение, что австронезийцы оказались на Мадагаскаре не легким путем, то есть с остановками в Индии и Восточной Африке, а каким-то (невообразимым) способом смогли пересечь Индийский океан по прямой и только после заселения Мадагаскара включиться в восточноафриканскую торговлю. Иными словами, самый удивительный факт человеческой истории и географии Африки все-таки оставляет нас с одной неразгаданной загадкой.
Какой информацией располагает археология о втором великом переселении народов, случившемся в Африке на исходе доисторического периода, — экспансии банту? Из взаимно подтверждающих друг друга данных антропологической географии современных народов субсахарской Африки и анализа их языков мы уже увидели, что, вопреки нашим сегодняшним представлениям, этот регион не всегда был «черным». Как мы убедились, обширные тропические леса Центральной Африки когда-то являлись преимущественно территорией обитания пигмеев, а менее влажная субэкваториальная часть континента была заселена койсанами. Может ли археология подтвердить эти выводы?
В случае пигмеев ответом будет «еще нет» — археологам только предстоит найти и исследовать останки древних людей в центральноафриканских лесах. В случае койсанов ответом будет «уже да». В Замбии, к северу от нынешнего ареала койсанских народов, археологи обнаружили черепа людей, предположительно сходных с современными койсанами, а также каменные орудия наподобие тех, которые койсаны Южной Африки изготавливали на момент начала европейской колонизации.
Что касается вопроса о том, как именно происходило вытеснение койсанов в этих северных районах, археологические и лингвистические исследования показывают, что экспансия древних аграриев-банту из материковой саванны Западной Африки на юг, в более влажные лесные зоны ее побережья, могла начаться уже около 3000 г. до н. э. (карта 19.4). Судя по лексикону, общему для всех современных бантуских языков, уже в то время предки их носителей разводили коров и выращивали влаголюбивые растения типа ямса, однако не знали металлических орудий труда и по-прежнему посвящали много времени рыболовству, охоте и собирательству. Более того, попав в зону лесов, они лишились своего скота из-за болезней, переносчиками которых были мухи цеце. Постепенно заселяя экваториальные джунгли бассейна реки Конго, расчищая территории под свои посадки и увеличиваясь в численности, банту начали наступать на территории пигмеев и вытеснять их в изолированные лесные анклавы.
Вскоре после 1000 г. до н. э. банту оказались на противоположной стороне джунглей, в более открытом ландшафте Восточно-Африканской рифтовой долины и района Великих озер. Этот регион представлял собой настоящий плавильный котел популяций, вперемешку населенный афразийскими и нило-сахарскими племенами, выращивавшими просо и сорго, а в более сухих районах разводившими скот, и бродячими племенами койсанских охотников-собирателей. Благодаря влаголюбивым культурам своей западноафриканской прародины, банту сумели занять под сельское хозяйство более влажные районы Восточной Африки, которые были непригодны для земледелия их предшественников. Накануне начала нашей эры наступление банту достигло берегов Индийского океана.
Обосновавшись в Восточной Африке, банту переняли у своих нило-сахарских и афразийских соседей возделывание проса и сорго (вместе с нило-сахарскими именами этих растений), а также заново освоили скотоводство. Помимо этого они освоили железные орудия труда, которые не так давно научились изготавливать на территории Сахеля. Каким образом в субсахарской Африке в начале I тысячелетия до н. э. появилась железная металлургия, ученым до сих пор неясно. Время его появления здесь подозрительно совпадает со временем освоения ближневосточных металлургических технологий в Карфагене, на северном побережье Африки. Ввиду этого совпадения историки предполагают, что умение выплавлять железо проникло в субсахарскую Африку с севера. С другой стороны, медная металлургия, которая существовала в западноафриканских частях Сахары и Сахеля как минимум с 2000 г. до н. э., вполне могла быть предшественником независимого африканского открытия железной металлургии. Как подтверждение этой гипотезы можно рассматривать тот факт, что плавильные методы кузнецов субсахарской Африки существенно отличались от методов кузнецов Средиземноморья: африканцы придумали, как достигать высоких температур в своих деревенских плавильных печах и изготавливать сталь на две с лишним тысячи лет раньше, чем в Европе и Америке появились первые бессемеровские печи.
С добавлением железных орудий к набору культур, адаптированному к влажному климату, банту в конечном счете создали военно-промышленный комплекс, которому на тот момент нечего было противопоставить ни одному народу субэкваториальной Африки. В Восточной Африке им по-прежнему приходилось конкурировать с многочисленными нило-сахарскими и афразийскими сельскохозяйственными народами, владевшими металлургией. Но на 2000 миль к югу простиралась малонаселенная территория койсанских охотников-собирателей, у которых не было ни растительных культур, ни металлических орудий. Всего лишь за несколько столетий, в ходе одной из самых стремительных экспансий доисторического времени, бантуские земледельцы проделали весь путь от экватора до Наталя, провинции на восточном побережье нынешней Южно-Африканской Республики.
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
