Час смерти – это час правды.
1
Вацлав выскользнул из седла, еще когда лошадь делала последние шаги, и ворвался во внешние ворота монастыря. Он удивился, что его монахи не выбежали ему навстречу. Их система сообщений, конечно, работала так же, как и всегда. Они должны были уже по меньшей мере двадцать четыре часа знать, что он едет. Он промчался через передний двор монастыря ко вторым воротам, и каждый шаг отдавался болезненным ударом во всех его костях, и мышцах, и в душе. Так же как Мельхиор отвернулся от библии дьявола, чтобы последовать зову своего сердца, так и Вацлав больше всего на свете хотел забыть о дьявольском кодексе, чтобы отправиться на поиски Александры. Однако он дал слово старому кардиналу и всей своей семье, и он сдержит его!
Библиотека – точно! Там его цель. Он распахнул входные ворота базилики у подножия звонницы и понесся по цокольному этажу. По-прежнему нигде не было и следа монахов. Тот, кто жил в монастыре, никогда не терял чувства времени на часы молитвы, и потому Вацлав знал, что сейчас служба не идет. Куда все подевались? Он пытался подавить растущую тревогу и одновременно приказать телу не сбавлять темп. Скользя на плитах пола, он подбежал к дверям, ведущим прямо во внутреннюю часть церкви, налетел на створку так, что раздался грохот, распахнул их…
Все лица разом повернулись к нему: круглые глаза, круглые рты. Несколько рук поднялись в защитном жесте; многие стали осенять себя крестным знамением; некоторые выставили перед собой сжатые кулаки с оттопыренными указательным пальцем и мизинцем. Он узнал привратника, смотрителя винного погреба, других несущих службу братьев, простых монахов; среди них были и разбойники, на которых они наскочили в начале поездки в Вюрцбург (примерно сто тысяч лет назад, как ему казалось) и которым они, выпустив арбалетный болт в землю, приказали в качестве покаяния идти в Райгерн. Похоже, им понравилась жизнь гостей бенедиктинского монастыря. Вацлав, тяжело дыша, стоял перед толпой. Двери церкви с громким хлопком закрылись за ним. Монахи и бывшие разбойники разом вздрогнули. Вацлав сделал шаг вперед, и они одновременно с ним сделали шаг назад. Было так тихо, что Вацлаву казалось, будто бешеный стук его собственного сердца отдается эхом между колоннами. Изо рта у него вырывались крошечные облака пара. Он пристально смотрел на них. Они пристально смотрели на него.
– Все добрые души да воздадут хвалу Господу Богу! – наконец пропищал чей-то голосок в толпе. – Mamma mia!
– Спрашиваю в первый и последний раз, – произнес Вацлав. – Что все это значит?
Внезапно из толпы выдвинулся привратник. Создавалось впечатление, что его, скорее, вытолкали вперед. Лицо его было бледным и потным, подбородок дрожал.
– Э… – произнес он и сглотнул.
Вацлав прищурился и подбоченился.
– Вы, вероятно, подумали, что я дух? Вы ведь уже, наверное, целый день знаете, что я приеду!
Привратник резко кивнул. Вацлав присмотрелся к нему, затем – к остальным монахам. На их лицах лежали тени после особенно тщательного бритья, а под глазами – круги бессонной ночи.
– Вы что, все это время оставались здесь и молились?!
– Мы и правда… Мы подумали, что ты… что ты на самом деле просто дух… – заикаясь, признался привратник.
– И о чем вы молились? О том, чтобы я растаял в воздухе, прежде чем успею добраться до монастыря?
– Э… – повторил привратник.
– Ты мог бы быть spirito maligno,[57]– пропищал голосок за спиной привратника.
– Это ты, Джузеппе?
Монахи и обращенные грабители разделились, как щепотка перца в стакане воды, в который опускают жирный палец. Молодой послушник неожиданно оказался в самом центре образовавшегося полукруга. Он осмотрелся, охваченный внезапной паникой, затем встретился взглядом с Вацлавом и улыбнулся, как человек в яме со львами, который надеется как-нибудь убедить двадцать голодных зверей, бегущих к нему со всех сторон, пощадить его.