они с Ли и не ладят. Каждый из них видит в другом историю самого себя — одинокого брошенного ребенка. А напоминания о таком никому не нужны.
Я не нашла, что ответить, и мы продолжили собирать хворост молча. Но прошло не больше пяти минут, как Вэнди вдруг остановилась и посмотрела на меня:
— Я так и не извинилась перед тобой, Лис.
— За что? — я ошеломленно посмотрела на девушку.
— За то, что произошло у Чанов. Я накричала на тебя и подставила нас обеих. Может, если бы мы сохранили больше склянок с Туманом, вам с Двэйном не пришлось бы лезть на тот склад.
— Да брось, Вэнди, ты ни в чем не виновата. К тому же, Томаззо все равно захотел бы продать нас, что бы мы ему ни предложили. Но… что тогда произошло? Ты так сильно боишься Тумана?
Вэнди молчала, в задумчивости покусывая губу.
— Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — мягко добавила я и улыбнулась, но девушка покачала головой:
— Я хочу. Мы дружим уже столько времени. Хочу, чтобы ты знала правду. Мой отец верил в другой берег, Лис. Он был ученым, и собирал истории и доказательства того, что наша часть света — не единственное, что осталось от прошлого мира. И он верил, что Пустошь берет свое начало именно оттуда. Уж не знаю, почему его так захватила эта тема, он погрузился в нее с головой. Все эти легенды я слышала с самого детства, их было гораздо больше, чем рассказывают в рейтах. А потом я поделилась ими с Двэйном. Так что можно отчасти винить и меня в его сильном желании сесть на поезд, — она невесело усмехнулась. — И он спокойнее относился к Пустоши. Возможно, как раз из-за всех этих легенд. Он много рассказывал нам о ней, поэтому я никогда ее не боялась. С самого детства она казалась мне естественной частью нашей жизни. Поэтому когда на одном из дополнительных школьных занятий новый учитель стал рассказывать сказки о лесе, меня это ничуть не напугало. Он был совсем молодым, хотя казался мне тогда невероятно взрослым. Он начинал понемногу, по маленькой волшебной истории. Он рассказывал нам как бы по секрету, что и сам бывал там. Возможно, кто-то из ребят рассказывал это родителям, но у этого человека была безупречная репутация и влиятельные друзья. Его слово против слов малышей значило куда больше. А потом уже никто не выдавал этих «маленьких секретов». Он вдохновил нас. Мы рисовали лес, мы говорили о лесе. Мы поняли, что так открыто можем делать это только с ним. И стали бояться, что лишимся такой возможности. А потом… потом он стал медленно уговаривать нас уйти. Посмотреть на деревья, взглянуть одним глазком. Вместе с ним, под его защитой. Поверь, Лис, он казался нам всесильным волшебником. И ребята стали соглашаться. Только по одному. Потом они не возвращались. Кто-то сменил школу, кто-то заболел, а кто-то погиб в пожаре.
Пожары стали символом того года. Дома горели по непонятной причине. Погибали все, а трупы детей даже не могли отыскать. На фоне всех этих ужасов, о которых с таким страхом говорили взрослые, истории о лесе становились еще прекраснее. И однажды он предложил мне. Отвлечься от всего, посмотреть на лес как и другие ребята. Мне было семь. Никакой связи между трагедиями и своим учителем я не заметила. Или… или не смогла заметить. Мы его боготворили, Лис. И однажды ночью я сбежала из дома с маленьким розовым рюкзачком. И впервые увидела лес. А он все говорил и говорил мне что-то. И вдруг я понимаю, что стою около своего дома, подношу спичку, и жидкость, разлитая на полу, вспыхивает. Я в шоке отпрыгиваю назад, а мой учитель тянет меня за руку и велит спасаться в лесу. Когда я стала плакать и попыталась выбраться, он поволок меня в лес силой. Я не знаю, зачем он это делал. Он ни разу ни крикнул на меня, ни разу не ударил. Только пытался успокоить и уводил все дальше в лес. Потом раздался странный шум, как будто за нами ехали огромные монстры. Наверное, это были охотники, но я испугалась и побежала. Он не смог схватит меня, отвлекся на шум. Мне казалось, что я бежала домой. Но оказалось все наоборот. Я убежала вглубь Пустоши. Уже намного позже я узнала, что вся моя семья погибла. А он… он стал советником. Пожаров больше не было, никто в рейтах не больше не слышал про пропавших из Города детей. Все стихло. Я до сих пор не знаю, зачем ему это понадобилось и как это сошло ему с рук. И я не встречала ни одного ребенка, которые оказался бы в Пустоши по схожей причине. Я ничего не знаю до сих пор. Это…. это просто невыносимо!
Вэнди не плакала, просто молча опустилась на землю. У меня внутри все сжималось, и я не могла произнести ни слова. Так же молча я подошла к Вэнди и опустилась рядом, крепко обняв ее. Мы долго сидели так, пока по лесу не разнесся обеспокоенный голос Шона. После рассказа девушки мне еще больше захотелось попасть и в ЦиТадель, и на другой берег. Мы не можем так жить. Это ненормально. Жаль, что мир нельзя изменить к лучшему, просто пожелав это.
Когда мы вернулись к месту стоянки, Двэйн и Ли уже были здесь и весело о чем-то болтали. Не осталось даже намека на произошедшую ссору. Я перехватила взгляд старшего, но он только легко пожал плечами и улыбнулся.
На тему другого берега мы больше не говорили, лишь только раз упоминали о времени прибытия поезда. В пять нам нужно уже ждать у железной тропы, которую Двэйн называл то ли реслами, то ли рейсами.
Ночью мы не пели, не рассказывали истории, нужно было выспаться, набраться сил. Костер потушили — в этих местах холод нам не грозил, а дым в лесу мог быть виден издалека. Я легла, прижавшись к Двэйну, и рассматривала ночное небо: звезды здесь горели ярче. Я видела фигуры, не похожие на знакомые мне астрономические созвездия, уникальные, фантастические, словно из другого мира.
— Алиса, — прошептал старший, — о чем ты думаешь?
— Думаю, что тому коротышке гному не победить вон того льва. Но что поделать, — я театрально вздохнула, и около уха раздался тихий смех. —
