Я заметил, что ваш дом начинает подгнивать. Не думали позвать мастера?
— Конечно думал. Раньше мне помогал друг с обработкой древесины. Ну, понимаете, чтобы сырости не было и прочее. Своих секретов он не рассказывал даже мне. Скорее всего, опасался, что тогда в нём отпадёт необходимость. От того и способ обработки дерева такой, что его нужно повторять хотя бы раз в в шесть лун.
— Наверное, каждый опасается стать ненужным. А где он теперь? Наверное, перебрался в другое место и обзавелся помощниками? А то, послушав вас, подумалось, что его способ ведения дел весьма успешен.
— Нет, как-то раз… он решил, что нужен в другом месте.
— Только не говорите, что загулял и перебрался в бордель.
— Не знай. Я бы тоже так подумал. Но мы с малых лет знакомы. Поэтому и знаю, что нет, — ответил рыбак, раздражающе шаркая своими башмаками. — А откуда у вас такое отношение борделям? Слышу по голосу… что-то с вами там произошло.
— Обыкновенное предположение. А так вы правы. Как-то раз побывал в борделе Мышиного узла, помогал одной особей с тяжёлыми ранами и отравлением…и как-то теперь с опаской смотрю на такие заведения. Уж очень сильно прилетело в челюсть. Теперь же предпочитаю отдыхать другими способами. Например…в работе, — рассказал белпер. Он редко позволял себе подобные порывы откровенности, ни к чему кому-то знать некоторые подробности его жизни, к тому же та подопечная почти тайно прибыла в город и так же покинула его с помощью пары молодчиков, они проводили её в целости и сохранности до Межутка. Те настолько впечатлились приключением, что по возвращению сразу же обзавелись колпаками.
— Смотрю я на вашу мантию и понимаю, вы сделали свой выбор… и будете ему верны. Даже научились отдыхать в процессе. Если бы я услышал подобное от белпера, не носящего белое с красным, то не поверил бы.
Перед глазами Бенарда потекли воспоминания. Яркие алые образы настигали его и с закрытыми глазами. Пытаясь отмахнуться от них, совершал резкие и короткие рывки головой. А сломанный палец заныл пуще прежнего.
— Белое с красным? Это всего на всего — вишнёвый сок. Был неосторожен за завтраком. Кувшин треснул и вот…
— Слышал, что юмор — хорошее средство от беспокойств. Господин Бернард, вас что-то беспокоит? — спросил рыбак, ни разу не моргнув.
— Вы правы, мой выбор сделан, и сейчас меня беспокоит лишь старушка. Каждый миг промедления не на нашей стороне. Пока идём…лучше расскажите мне о её недуге.
— Сейчас сами всё увидите, мы почти на месте. Сейчас только дверь открою. С ней надо умеючи. Иногда даже неживым предметам хочется нежности, — пояснил житель деревни.
Стали слышны тяжёлые шаги, громыхали вдалеке и нарастали с каждым вздохом, Кровь по венам бегала всё быстрее и быстрее. Воздух в испуге задрожал как еле заметная паутинка на ветру. Видения положили свои уродливые руки на его плечи, что-то шептали ему на ухо. Плачь, смех и вопли людей, пробирающихся сквозь невообразимые страдания, били в барабаны перепонок белой перчатки. Эти крики уже не принадлежали людям, боль выжрала в них всё человеческое. Теперь голоса принадлежат зверям из самых глубин кошмарного сна. Такого сна, который просто не мог придти к кому-то среди ночи. А если даже и мог, то лишь единожды, потому что своим приходом останавливал бы бьющееся сердце.
Уставший Бенард, стараясь отвлечься, спросил копошащегося рыбака:
— Скажите, я заметил, у вас необычное произношение. Откуда оно? Я знаю, у жителей портового района своя манера разговора, но у вас нечто иное.
— Необычное для рыбака? Раньше я любил ходить в Оренктонскую Библиотеку и проводил своё время в компании книг. Понимаете, оставаясь с ними наедине, они становятся некими зеркалами, отражающими части нашего «я». И с их помощью можно лучше узнать себя и окружающий мир. Признаюсь, про «юмор и беспокойства» узнал из них же. А когда увидел вас, решил не обременять наш разговор просторечием, — с улыбкой рассказал рыбак, посмотрев в глаза белпера.
— Я имел в виду вашу букву «С». Она слышится… как «З». Но ваш ответ оказался даже лучше. Приятно видеть людей, которые тянутся к знаниям. Или просто любят проводить своё время в компании хороших книг.
Пытающийся открыть дверь рыбак прекратил любое движение — замер на месте и не шевелился. Со стороны угла постройки, не внушающей доверия своей прочностью, раздался грохот и тяжёлое возбужденное дыхание. Бенард медленно закрыл глаза, прождал пару секунд и поднял веки. Повернулся, а там довольная морда, смотрит на него. Это тот Садист, которому практически удалось лишить его жизни. Это точно он: эти сверкающие глаза уродства, эти вытекающие через дыру в щеке слюни не будут забыты. Выхватил наградное двухзарядное оружие Шылдмана с украшенной узором рукоятью, но морда спряталась.
— Прошу прощения, дверь не поддается. Сейчас я кое-что принесу, и все получится. Я мигом, — рыбак резво поковылял к своему дому.
Оставшийся ожидал, рассматривал временно неподдающуюся дверь и ворота, скорее всего, запертые изнутри. Задумался о влиянии мелочей на жизнь; о том, как обычное дело, спотыкаясь об них, приводило к результату достойного быть политым горьким секретом глаз. Случайный камень, валяющийся на дороге в горах, в одно мгновение мог решить судьбу пассажиров экипажа. Шалость ребёнка, захотевшего в шутку напугать своих старших родителей, вызывала боль в груди и останавливала дыхание. Так же и эта дверь могла случайно оказаться обладательницей власти способной решать судьбу.
Из потока раздумий его выдернул воздух, ибо изменил своё состояние и теперь стал жидким. Дыхание давалось с трудом, а иногда даже с болью. Невидимый и необходимый вооружился бесчисленным множеством крошечных лезвий. Попадая в лёгкие, как познакомившийся с делирием выпивоха, размахивал своим оружием. Боль неожиданно появлялась — неожиданно, бесследно исчезала. Во мраке поселились то, что вынуждало усомниться в целости своего рассудка. Скрытое в черепной коробке могло быть изранено, могло обливаться кровью втайне от других людей, втайне от самих себя.
Примерно на расстоянии десяти шагов от него стоял закутанный в тряпьё великан. В руке держал что-то похожее на бусы; перебирал мерзкими пальцами сферы, нанизанные на нить из плоти. Багровые капли не спеша падали на землю под ним. С пояса свисала старая толстая книга, хранимая в перекрестье объятий цепей. Нечто зашевелилось в глубине подобия капюшона, там совершались те же действия, что проделывают челюсти во время пережёвывания. Бенард, оставив свою сумку на земле, поднял маленький камень и продвинулся на пару шагов. Направил оружие на нежеланного гостя — выжидал неизбежного момента. Ткань соскальзывала, медленно показывала лицо. Та самая морда вынырнула из глубин
