подумал, что Мешалкин прав. В следующее полнолуние — будь он даже на краю земли — неведомая сила погонит его на «перекат».
— Значит, я не такой, как все? — без надежды на лучшее спросил Рычнев.
— Мы все не такие, как прежде, по себе чувствую.
— В чем же наше спасение?..
Вопрос Захара, больше похожий на мольбу, словно невесомый воздушный шарик, безответно повис в промерзшей темноте.
Кажется, Захар и не спал, а будто продолжат смотреть в темноту, под свистящее посапывание Германа, настолько был напряжен в коротком забытьи.
Он умылся ледяной водой, вытер лицо несвежим платком.
Мешалкин, как ни в чем не бывало, брился, глядя на свое отражение в окне.
Посмеиваясь, Герман надел широкие брезентовые штаны, свободного покроя куртку.
— Какое только добро не оставляют рыбаки.
Было ветрено и облачно. Когда показывалось солнце, бурые, полегшие травы на холмах отливали тусклой медью. По озеру шла рябь, издали она казалась взрыхленной серой землей.
Захар пошел за Мешалкиным, сунув в карманы озябшие руки.
Около захоронения присел, повинуясь знаку Германа.
На могиле крутился человек.
Герман подвернул рукава куртки.
— Идем, познакомимся.
Захару стало тепло. Он даже скинул пальто на случай, если придется подраться.
Мешалкин первым узнал Лохматого… Впрочем, Илью уже нельзя было так называть. Короткая стрижка открыла низкий лоб, отчего глубоко сидящие глаза стали еще меньше.
Ничуть не удивившись, он приветливо поздоровался.
Пока Мешалкин разговаривал с ним, Захара подмывало узнать, где Костлявый.
— Костлявый? — переспросил Илья. — А-а, Цигарка. Он в бегах. Зуба шлепнул и прячется.
— Тогда, помнишь?.. Я сам видел его зарезанным.
— Он не на такие еще фокусы горазд, — мимоходом заметил Илья, продолжая разговор с Германом.
По словам Ильи новую «штольню» он пробил. Но цинковый ящик надо подталкивать изнутри.
— Ты самый крепкий, — обратился он к Герману, — вот и полезай. А мы поможем отсюда.
Мешалкин взялся за веревку.
— Не ящик с патронами вытащим?
— Клад. По всем описаниям сходится.
Герман, обмотав веревку вокруг пояса, проворно исчез в лазе. Через минуту донесся его слабый голос. Илья потянул за веревку.
Стал моросить дождик. Захар накинул на плечи пальто, взялся помогать Илье. Но как они ни упирались, веревка больше не шла.
Илья сунул Захару саперную лопатку.
— Давай к нему на помощь.
Куртка на нем была с капюшоном, но парень, видимо, забыл, прикрывая голову ладонью.
— Быстрее, он где-то поблизости.
— Кто?
— Кто-кто — Цигарка.
— А сказал…
— Мало ли что сказал. Для него здесь как медом намазано.
Захар легко пополз по мягкой, насыпной земле. «Какую уйму перелопатил», — одобрительно подумал про Илью, прежде чем в слабом свете фонаря различил Германа.
— Тут и другие ходы есть… Ч-черт, никак не поставлю ящик на бок. Давай поверх его ко мне.
Захар с трудом протиснулся, помог Герману.
— Пошел, пошел, — дернул за веревку Мешалкин, и ящик легко заскользил.
— Как на колесиках бежит, — засмеялся Захар.
Рычневу впервые за много времени стало удивительно хорошо… Воистину, удача приходит к тем, кто ищет. Вот и не верь после этого, что жизнь идет полосой. Все же он не обманулся в своих ожиданиях. И ради вот этого ржавого сундучка стоило всё испытать и перетерпеть!
А Герман напрасно пугает.
Он, Захар Рычнев, тридцати лет отроду, не хочет упускать свой шанс. Сейчас время молодых, и не зевай, раз предоставилась возможность.
— На помощь, скорее! — тонкоголосо прокричал Илья.
— Что это? — очнулся от сладостных дум Захар.
— Сю-ю-да!
— Кто там шебуршит? — рявкнул Герман.
Словно молния сверкнула в потемках, и громоподобный удар заложил уши.
Рухнувшая глыба больно придавила Захару руку.
— Живой? — окликнул он Мешалкина.
— Кажись, попали в ловушку.
— На мину нарвались? — кое-как освободил руку Захар.
— Выход завалили… Хана нам.
Захар, минуту назад витающий в розовом упоении, готов был завыть. Они погребены… Заживо.
— Зачем ты доверился? — упрекнул он Мешалкина. — Мы задохнемся.
— Попробуем через другой ход, — копошился Герман.
Захар пополз за ним, опираясь на здоровую руку.
Нора с плотно слежавшейся землей становилась все уже.
— Все, тупик, — хрипло выдавил Мешалкин. — Как они рыли, не знаю.
— Какой может быть тупик? — забыл про боль Рычнев.
Более жуткой минуты в жизни он никогда не испытывал… Умереть здесь слепым, как крот, от голода и жажды. Всего метр отделяет его от…
В порыве отчаяния стал бить лопаткой в стену.
— Жизнь одна, одна, одна, — твердил он не то про себя, не то вслух, пока лопатка не провалилась в пустоту.
— Спички, — схватил Мешалкина Захар, — зажги спички.
— Нет у меня спичек.
— Поищи в куртке, — озарило Захара.
— Есть, — радостно отозвало Герман.
Казалось, прошла вечность, прежде чем он чиркнул.
Необыкновенно яркий свет выхватил из тьмы запыленное и какое-то изменившееся лицо Германа.
Он заглянул в щель, оторопело присвистнул.
— Тут такая хреновина…
Мешалкин велел Захару светить, сам взялся за лопатку.
— Погоди, — никак не мог отдышаться Герман и первым нырнул в пролом.
Под ногами захрустело. Герман снова зажег спичку, и Захара всего передернуло. Он топтался на костях человека, чей череп глядел пустыми глазницами.
— Могила, — поразился Герман. — Но почему только один захоронен?
— Уйдем отсюда, — не знал куда ступить Захар.
Он прислонился к стене, почувствовал под ногой что-то твердое.
— Посвети.
— Саквояж, — ахнул Герман. — И совсем новый. Кто ж его положил?
— Мы не камеру хранения отыскали? — нашел в себе силы пошутить Захар.
— Камеру не камеру, а тайник уж точно, — Герман заглянул в саквояж, удовлетворенно крякнул. — Ради такого и впрямь горы свернешь.
— На нем и сдохнем, если не выберемся.
— Выберемся, — поплевал на ладони Герман. — Ну, Господи, помоги, — и взялся за лопатку.
Захар сунул ушибленную руку подмышку. Разве так надо просить Господа, чтобы он услышал их из этой преисподней?
Он мысленно раскрыл молитвослов и будто воочию увидел строчки перед глазами: «…Обаче очима твоими смотриши и воздеяния грешников узриши. Яко ты, Господи, упование мое. Вышняго положил, еси прибежище Твое. Не придет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко ангелам своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путях твоих…»
Строчки перед глазами словно стали размываться и, открыв глаза, Захар увидел свет.
Герман уже руками расширял отверстие на уровне плеч.
— Кажись, разгадал секрет. Не столько лопатой надо было шуровать, сколько головой думать.
Саквояж, однако, он оставил.
— Рискованно таскать с собой такой чемоданище, — тщательно заделывал лаз Герман. — Кто прятал, это понимал.
— Что там есть?
— Я успел заметить царские ордена и золотой портсигар.
Захар придирчиво следил, как Герман притаптывает землю.
Подозрение, что Мешалкин плутует, заслонило собой радость освобождения.
И уж совсем Захар отказался что-либо понимать, когда Герман стал
