естественно, не относится ко всем типам намеков), она старается разоблачить скрытые намерения. Оппонента обвиняют в том, что он старается втайне осуществить неприемлемые сближения и что двусмысленностью своих речей он сам выдает себя (случайно или, что еще хуже, намеренно). Когда намек (форма утаивания) обнаруживается в ситуации полемики, то он не может быть по определению представлен собеседником как таковой. Чтобы намек сыграл свою роль в испытании, нужна интерпретация намека, приемлемость (validite) которой может быть, в свою очередь, опровергнута. Выявление инсинуации представляет собой, таким образом, форму разоблачения. Обвинение в двусмысленности высказывания, указывающее на имплицитность ситуации, бросает противнику вызов: он должен раскрыть свои намерения. Обвинение в инсинуации действительно исходит из допущения того, что неоднозначность высказывания не может быть снята, поскольку прояснение намека предполагало бы прямую отсылку оппонента к необоснованным с точки зрения справедливости формам эквивалентности. Требование прояснения может быть, однако, поддержано самим обвиняемым. Человек, которому был брошен вызов, может признать, что намек действительно имел место. В свое оправдание он сошлется на нежелание обострять спор. Прояснение ситуации вовлечет его еще дальше в процесс обоснования справедливости, и он открыто представит тогда приемлемый аргумент (valable), на который он намекал. Отсылка к легитимному принципу приведет, в свою очередь, к обострению конфликта (differend).
Когда инсинуация выявлена и оппоненту брошен вызов обоснования справедливости (в случае расистского или секси-стского намека это привело бы к обращению ситуации в гражданское испытание), обвиняемая сторона может также откреститься от собственных намеков, найдя нужную отговорку. Тогда говорят, что инцидент «не стоит раздувать» («не надо делать из мухи слона; это была всего лишь шутка»). Так, например, при пререкании с коллегами по поводу служебного расписания рентгенолог слышит в свой адрес следующее: «Тебе больше подходит Сен-Жермен, чем больница». Рентгенолог интерпретирует это высказывание как намек на свою гомосексуальность, ассоциируя предместье Сен-Жермен с жалким миром артистов.
Потребовав разъяснений: «Что ты имеешь в виду? (На что ты намекаешь?)», — он получает в ответ: «Я ничего такого особенного не имею в виду — лишь то, что ты живешь в квартале Сен-Жермен-де-Пре». Как видно из этого примера, в ситуациях, которые подчиняются императиву обоснования справедливости, обвинение в клеветнических намеках может также предполагать разоблачение тайного сговора, сообщничества, коалиции, а также ситуаций, укрепивших необоснованные суждения заговорщиков и их согласие. В таких случаях человек может сказать, что об этом болтали, или договорились, за его спиной, что до него доходили слухи, что об этом сплетничали или судачили.
Уход от обоснования справедливости
После того как мы проанализировали ситуации, в которых люди могут отказаться от поддержания полюбовной договоренности или от прояснения инсинуации, рассмотрим особую форму выхода из спора. В отличие от рассмотренных ранее способов (разоблачения и компромисса), этот способ позволяет избежать строгости спора только при условии временного снятия необходимости обоснования справедливости. Этот способ не подчиняется при этом требованиям другого порядка, открывающего возможность для прощения (pardon), анализ которого выходит за рамки нашей исследовательской программы (см. Послесловие).
Чтобы выйти из испытания и избежать конфликта (differend) по поводу того, что является важным в действительности, стороны могут условиться, что ничто не имеет значения. К чему разногласия (dusaccord), если все не так уж важно? Мы назовем этот способ выхода из спора релятивизацией. Стороны отказываются от испытания действительностью (epreuve de realite) и действуют по обстоятельствам. Ситуация рассматривается как не имеющая последствий и чисто локальная, а составляющие ее элементы — как не имеющие порядка и значения, так что бесполезно и даже невозможно стараться представить ее в виде общего протокола (rapport general). Снятие напряжения, возникающее при релятивизации, можно объяснить успокоением, которое достигается за счет возврата к спокойным, ненапряженным ситуациям, в которых проблема согласия временно снята. В этом смысле релятивизация может быть реакцией на страх перед испытанием (так, например, дети начинают шуметь во время экзамена).
Но релятивизация может быть также и способом мягкого перехода к другому миру, избежав разногласий (disaccord), которые неизбежны при разоблачении, вводящем альтернативный принцип справедливости.
Для релятивизации недостаточно просто уступить, дать всему идти своим чередом. Релятивизация предполагает активное участие людей, чтобы придать значение случайностям (contingence) и выдвинуть их на первый план. Возврат к обстоятельствам требует от людей усилий, чтобы снять вопрос о справедливости, отстраняя или игнорируя элементы, которые в случае их выявления могли бы склонить ситуацию к испытанию. Нужно ограничить возможные сближения, чтобы избежать любых обобщений, которые могли бы привести к восстановлению напряжения между несовместимыми принципами.
Нужно подчеркнуть, что ничто не имеет значения и ничто не стоит внимания: «не страшно», «никаких проблем», «неважно», «как бы там ни было» и так далее. Если пространственная или временная близость элементов ситуации обусловливает сближения, которые трудно игнорировать, то их стараются обойти, рассматривая как высказывания, не имеющие отношения к обоснованию справедливости, как метафоры, образные сравнения, как временные и незначительные ассоциации, которые «ничего не доказывают». При релятивизации ситуации нужно оставаться как можно ближе ко всему незначительному и, как в случае ребячества, наслаждаться детским счастьем, обычным, простым счастьем.
Дети не имеют доступа ко всем формам разоблачения и критики, поскольку они не могут обрести общий характер (generalite) во всех мирах. В некоторых из них, например в гражданском мире, они остаются на подступах к общности человеческой природы, поскольку они имеют значение только как будущие граждане — значит, только как объект гражданского воспитания. Но зато дети могут легко подорвать ситуации, тяготеющие к тому или иному миру, своими криками, неуместными играми, обезоруживающим смехом, детским лепетом. Релятивизация, не знающая величия, — это одно из состояний, в которое дети могут легко впасть. Но соблазн возврата к обстоятельствам, в которых дети чувствуют себя комфортно, поскольку все является простым и незначительным, борется в них с желанием «стать большими», то есть получить возможность обретения общего характера (generalite), определяющего состояние взрослого.
В силу того, что при релятивизации значение придается случайностям, релятивизации свойственен крайне неустойчивый характер. Если все является равнозначным, поскольку нет общей меры измерения, град рушится. Конечно, конфликт (differend) в таком случае приостановлен (suspendre), но лишь в том смысле, что любое суждение становится теперь невозможным. Именно по этой причине релятивизация часто способствует плавному, безболезненному переходу между испытаниями разной природы.
Релятивизм
В ситуации спора (dispute) релятивизация представляет собой крайне неустойчивый момент, который позволяет приостановить конфликт (differend), но только с тем, чтобы наметить пути перехода к другой природе, как только опасность столкновения миновала. Люди действительно не могут долго пребывать в состоянии незначительности, не разрушая при этом связи идентичности,
