Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
Трудно представить себе царствовавший там беспорядок, а между тем не было никакого действительного основания так спешить и тревожиться, ибо небольшой пехотный отряд, забытый в городе, спустя полтора часа после этого стремительного отхода смело прошел через город, пробираясь между немногочисленными неприятельскими силами, вступившими в Вильно, и догнал армию, причем русские не препятствовали движению этого отряда. Императорский обоз, благополучно прибывший в Вильно вслед за артиллерией, разделил потом общую участь. Так как де Салюсу при всей его энергии и заботливости не удалось очистить проход, то пришлось все бросить. Удалось спасти только лошадей и мулов с их кладью, да и то стоило большого труда протащить их среди этой толчеи. Казенные деньги нагрузили на лошадей; не была потеряна ни одна монета[312]. Так как король и генералы поспешили вперед, то никто не подумал собрать сотню молодцов, которой было бы достаточно, чтобы спасти все, ибо она остановила бы немногочисленных казаков, преследовавших нас, и у нас было бы время очистить гору от образовавшейся там пробки. Мороз был очень жестокий. В этот день он заморозил и сообразительность и мужество наших солдат, которые в других случаях не останавливались перед такими трудностями. Горe тем, у кого не было перчаток: они подвергались риску лишиться нескольких пальцев!
Император был глубоко потрясен всей обстановкой ухода из Вильно. Он не в состоянии был поверить в это событие, которое с его точки зрения выходило за пределы всякой вероятности и опрокидывало все его расчеты. Не меньше, если не больше, он был потрясен два дня спустя, когда узнал, что происходило в Ковно и как держала себя там гвардия. Он несколько раз с искренней скорбью говорил мне об этом. Его скорбь усугублялась тем, что до этих пор он любил вспоминать образцовое поведение гвардейского корпуса во время отступления и сохранившиеся в гвардии дисциплину и выправку.
Наступил момент самых тяжких испытаний, момент, когда все иллюзии должны были рухнуть разом. Князь Невшательский, удрученный этим событием, заболел от огорчения и усталости. Неспособность короля, по словам императора, поразила всех. Каждая депеша приносила сообщение о каком-нибудь новом несчастье. Во всех письмах короля обвиняли в непредусмотрительности. Все говорили, что при теперешних затруднениях нужен человек с характером, которого не могут одолеть никакие бедствия, а король, который был королем храбрецов на поле сражения, оказался самым слабохарактерным, самым нерешительным из всех людей.
Князь Невшательский приходил в отчаяние и упрекал себя в том, что он способствовал этому назначению, но его сожаления не могли ничему помочь. У самых энергичных людей сила воли и даже простой здравый смысл, которые при других обстоятельствах исцелили бы целую кучу недугов, были, по-видимому, как говорил император, отморожены или по крайней мере закоченели. Усталость, упадок духа, действие морозов, страх замерзнуть дошли до такой степени, что императору было прислано много жалоб на офицеров, даже гвардейских и артиллерийских, которые до Вильно проявляли особенную энергию и особенное рвение и привели в Вильно свои роты и батареи в почти неприкосновенном виде, заслужив похвалу начальства. Согласно донесениям, эти офицеры, когда надо было покидать Вильно, громко заявляли, что они дальше не пойдут, что у них нет больше сил и что они предпочитают попасть здесь в плен, чем погибнуть от холода и голода на дороге. Эти подробности произвели на императора большее впечатление, чем размеры наших потерь. Я не могу описать, с каким нетерпением он ждал сообщений от герцога Бассано, а еще больше его приезда, чтобы узнать, действительно ли он уничтожил фальшивые русские ассигнации[313], которые имелись у него в Вильно.
– Они были способны забыть их там, – сказал мне император, – или поручить кому-нибудь их уничтожение. Но то лицо, которому дадут такое поручение, постарается воспользоваться этим, и будет более чем неприятно, если русские обнаружат эти ассигнации.
По словам императора, он знал из частного донесения, что после его проезда через Вильно эти деньги были пущены в оборот; это сообщение и было главной причиной его беспокойства. Должен сказать, что это признание в первый момент оглушило меня до такой степени, что я не совсем понял слова императора, и он должен был повторить их мне.
Узнав об эвакуации Вильно, император тотчас же понял все последствия, к которым она могла привести. Герцогство Варшавское оказалось под угрозой; где будет конец беспорядку? Трудно было предсказать это, так как депеши короля и штаба не сообщали ничего успокоительного о принятых мерах. Тем не менее император, быстро принимавший решения, как только он видел, что делу помочь нельзя, сказал мне:
– Это – поток; надо предоставить ему свободу. Он остановится сам собой через несколько дней.
Император высказал также мысль, что в этом отступлении есть положительная сторона, так как там много болезней, и, отступая, солдаты отдаляются от источника заразы. Возможно даже, что чума произведет впечатление на русских и не позволит им двигать свою армию вперед. К тому же положение нашей армии на 31 декабря, несмотря на наши бедствия, могло внушить некоторую надежду на то, что беспорядок и дезорганизация приближаются к концу, так как у армии были опорные пункты, а морозы, которые причиняли нам столько зла, действовали, конечно, также и на неприятеля и отнюдь не могли благоприятствовать его наступательным маневрам.
Ставка и гвардия находились в Кенигсберге. Их прикрывал 10-й корпус, стоявший в Тильзите. 1-й корпус (князя Экмюльского) был в Торне, 2-й – в Мариенбурге, 3-й (герцога Эльхингенского) – в Эльбинге, 4-й (вице-короля) – в Мариенвердере, 5-й – в Варшаве, 6-й – в Плоцке, 7-й – в Венгрове, 9-й – в Данциге.
Австрийцы занимали Остроленку и Броки.
Как я уже сказал, наступил час самых жестоких испытаний. Виленские потери и отступление в Пруссию были только прологом. Наши последние бедствия послужили сигналом, которого ждала измена, чтобы проникнуть в ряды храбрецов. 30 декабря прусский генерал Йорк[314] заключил соглашение с русскими и предательски покинул герцога Тарентского. Эта беспримерная измена открывала наш левый фланг и подвергала риску 10-й корпус, а этому корпусу угрожали в тот момент намного превосходящие его силы, так как Витгенштейн только что соединился с дивизиями, действовавшими уже против герцога Тарентского, который 19-го вышел из Митавы и должен был 29-го перейти через Неман. При такой обстановке Неаполитанский король дал армии приказ перейти через Вислу и перенес ставку в Познань. Именно тогда он и бросил командование армией. Император передал командование вице-королю. Сообщение, напечатанное по этому поводу в «Мониторе», не оставляло сомнений насчет того, что думал император о дезертирстве своего шурина при таких критических обстоятельствах. Король, переодетый, проехал через Германию и отправился в Неаполь.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
