Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
— Ты права, — сказал я наконец и вздохнул. — Мы оба уже стары. Все страсти, увлечения и раздоры остались позади. Мы миновали красоту опасности и опасность красоты. И что мы сделали в этой жизни правильно, а что — нет, уже больше не имеет значения.
Доната тоже вздохнула и снова склонилась над своим шитьем. Я остановился на какое-то время в задумчивости, наблюдая за ней с противоположного конца комнаты. Жена сидела у самого окна в лучах сентябрьского солнца. Солнце не слишком оживило угрюмый наряд Донаты, а лицо ее было опущено, но лучи играли в ее волосах. Было время, когда солнце заставляло ее локоны сверкать как золото, как спелое зерно. Теперь же ее опущенная голова поблескивала наподобие побитого первыми осенними морозами зерна в снопах — спокойным, вялым и тусклым светом.
— Сентябрь, — задумчиво произнес я, не сознавая, что говорю вслух.
— Что?
— Ничего, моя дорогая. — Я подошел к Донате, склонился и любовно, хотя и как-то по-отцовски, поцеловал макушку ее дорогой головки. — Что это ты сейчас делаешь?
— Parechio[272]. Небольшие украшения к свадьбе и для luno di miele. Я не суеверна и считаю, что нет ничего страшного в том, чтобы начать делать их заранее.
— Фантине повезло, что у нее такая заботливая мать.
Доната одарила меня бледной застенчивой улыбкой.
— Ты знаешь, Марко… Я только что подумала. То обещание, которое ты дал, — ты хорошо выполнял его, но срок уже почти вышел. Я имею в виду, Фантина скоро выйдет замуж, Беллела обручена, да и Мората уже почти совсем выросла. Если ты все еще хочешь куда-нибудь отправиться…
— Ты хочешь сказать, милая, что я уже снова близок к свободе, не так ли?
— Я добровольно отпускаю тебя. Но признаюсь, Марко, я никогда не понимала тебя. Что бы я ни говорила раньше, я совершенно не понимала тебя. Однако я все-таки тоже держу свое слово. Правда?
— Конечно, милая. И теперь я хорошенько обдумаю то, что ты сказала. После свадьбы Фантины я могу отправиться за границу — о, совсем ненадолго, — чтобы успеть вернуться к свадьбе Беллелы. Может, доберусь до Константинополя, повидаю своего двоюродного брата Нико, он уже тоже совсем старик. Да, пожалуй, можно съездить попутешествовать. Как только спина перестанет болеть.
— Тебя снова беспокоит спина? О, мой дорогой. И сильно болит?
— Niente, niente[273]. Так, время от времени, ничего страшного. Не о чем волноваться. А знаешь, моя дорогая девочка, однажды в Персии, а потом еще в Курдистане мне пришлось забираться на лошадь — нет, сначала это был верблюд — и ехать, несмотря на то что бандиты чуть не разбили мне голову дубиной. Возможно, я уже рассказывал тебе об этих случаях, и…
— Да, Марко, рассказывал.
— Значит, рассказывал? Ну тогда ладно. И спасибо тебе, Доната, за то, что предоставила мне возможность снова путешествовать. Мне, конечно, надо над этим подумать.
Я ушел в соседнюю комнату, которая была моим рабочим кабинетом. Жена, должно быть, слышала, как я там копаюсь, потому что крикнула через дверь:
— Если ты ищешь какие-то свои карты, Марко, то вроде бы они все хранятся на fondaco[274] в компании.
— Нет-нет. Просто ищу бумагу и перо. Думаю, мне надо закончить последнее письмо Рустичелло.
— А может, лучше займешься этим в саду? Сегодня такой приятный спокойный день. Посиди напоследок на свежем воздухе, насладись. Ведь уже совсем скоро начнется зима.
Когда я спускался по лестнице, жена сказала:
— Сегодня к нам придут обедать молодые люди — Занино и Марко. Вот почему Ната так занята на кухне. Может, поэтому она так грубо и разговаривала с тобой? Ну а поскольку мы ждем гостей, Марко, давай договоримся не ссориться за столом.
— Больше никаких ссор, Доната, ни сегодня, ни потом. Мне искренне жаль, что я когда-либо давал тебе повод для ссор. Как ты сказала, давай просто мирно наслаждаться оставшимися днями. То, что случилось прежде, больше не имеет значения.
Таким образом, я вынес свои письменные принадлежности сюда, в маленький дворик на берегу канала, который мы называем нашим садом. Сейчас он усажен хризантемами — семена этого цветка я привез из Манзи. Золотые, огненные и бронзовые лепестки цветов очень живописно выглядят на нежном сентябрьском солнце. Случайная гондола, проплывающая мимо по каналу, обязательно подплывает поближе — всем интересно полюбоваться моими экзотическими хризантемами, поскольку большинство жителей Венеции ограничиваются тем, что сажают у себя лишь летние цветы, которые в это время года становятся коричневыми, слабыми и печальными. Я уселся на скамейку — медленно и осторожно, чтобы снова не вызвать приступ боли в спине, — записал только что закончившийся разговор и теперь просто сидел на солнышке и думал.
Есть такое слово «asolare», которое, я полагаю, впервые появилось здесь, в Венеции, а затем вошло во все языки Итальянского полуострова. Это хорошее и полезное слово «asolare» означает сидеть на солнышке и ничего не делать — и все в этом одном слове. Никогда бы не подумал, что оно применимо ко мне. Потому что большую часть жизни, видит бог, я провел совершенно иначе. Но теперь я оглядывался назад — на все эти беспокойные годы, беспрерывные путешествия, богатые событиями мили, ли, фарсанги, на друзей, врагов и любимых, которые тоже путешествовали со мной какое-то время, а затем потерялись в пути, — много всего было в моей жизни. И теперь я вспомнил правило, которому очень давно, в самом начале моих странствий, научил меня отец. Он тогда сказал: «Если когда-нибудь ты заблудишься в дикой местности, Марко, всегда иди вниз с холма. Всегда спускайся вниз, и со временем ты выйдешь к воде, а где вода — там всегда найдутся пища, убежище и компания. Это может быть долгий путь, но иди всегда вниз, и ты наконец доберешься до какого-нибудь безопасного, теплого и спокойного местечка».
Я прошел долгий, очень долгий путь и наконец добрался до подошвы холма; и вот он я: старик, который греется в последних лучах полуденного солнца, в последний месяц сезона опадающих листьев.
Помню, как-то раз, когда я ехал с монгольской армией, я заметил боевого коня, который галопом скакал рядом с одной из колонн, сохраняя такой же шаг и дистанцию, как и все остальные, с красивой попоной и кожаными доспехами, с пикой и мечом в ножнах — но седло было пустым. Орлок Баян пояснил мне: «Это был конь доброго воина по имени Джангар. Он носил своего всадника во многих битвах, в которых тот храбро сражался, в том числе и в последнем бою, в котором он пал. Конь Джангара продолжит скакать с нами, с полным вооружением до тех пор, пока сердце будет звать его в битву».
Монголы прекрасно знали, что даже конь предпочел бы пасть в бою или скакать, пока у него не разорвется сердце, нежели отдыхать на покрытом буйной травой пастбище, чувствуя себя бесполезным и бездействующим, и ждать, ждать, ждать.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
