В том, 45-м, майскою весной На стенах еще дымного Рейхстага Оставлен нами след: «Здесь был Восьмой!» И отменен приказ «Назад ни шагу!»
Мы тогда набивали карманы обломками штукатурки, осколками камней и кирпичей на память, как сувенирами и для себя, и для тех, кому не довелось поехать с нами к Рейхстагу, и для потомков. Жаль, не сохранил я ни их, ни той ложки, изуродованной пулей, ни даже пули, попавшей мне в пах и, хитро обойдя кости таза, долго блуждавшей по моему телу. Вынули ее хирурги из моей ягодицы в июле 1945 года, год спустя после ранения под Брестом.
Почему-то не было тогда у меня особого стремления хранить эту вещественную память о войне. Помнилась она по ранам и не только телесным, но и сердечным, душевным. И, казалось, этой памяти вполне достанет на всю оставшуюся жизнь. И верно, хватило, если я пишу эту книгу, переступив девятый десяток лет, опираясь на сохранившуюся память о тех огненных днях, ночах и годах. Конечно, не без оказанной мне бесценной документальной помощи Центрального архива Минобороны.
Со дня на день мы ждали тогда капитуляции Германии, а я в который раз вспоминал свои же слова «и весной, в начале мая»… Убеждал себя, что начало мая — это же не самые первые дни, и если мы уже не движем время сами, остается ждать, терпеть, надеяться. Наш связист Валерий Семыкин вывел от дежурившей круглосуточно радиостанции наушники к Батурину, его замам, к нам с Ритой и еще кое к кому. Включить их радисты должны, как только появится сообщение о Победе.
И этот миг наступил в ночь на 9 мая! Вскоре после 12 ночи вдруг влетает к нам связист и кричит: «Победа, капитуляция, ура!»
Будто вначале на миг все внутри нас, как и вокруг, замерло, а потом эмоции, накопленные за весь период непрерывных боев, лавиной выплеснулись наружу. Летели вверх фуражки и наши кубанки, под те же крики «Победа, капитуляция, ура!». Люди бросались друг к другу, тискали друзей в объятиях, целовались, многие плакали, не стесняясь слез радости. На улице уже гремел стихийный Салют Победы. Как потом, через много лет, напишут: «Это праздник… это радость со слезами на глазах». Стреляли все, кто из пистолетов, кто из автоматов и пулеметов. Да не только на улицах германских городов, а везде, действительно над всей землей, где Победа обрела реальность.
Небо от края до края чертили трассирующие пули. Нечего теперь было их экономить. Казалось, даже громкие выстрелы из ПТР были слышны. В небо взвились сотни самых разных по калибру одиночных и целых серий цветных и даже дымовых ракет, которые в освещенном этим фейерверком небе были оригинальны и хорошо видны. Я тогда еще подумал: а куда же эти пули падают? Ведь в какое бы бездонное небо их ни выпускал, падать-то им все равно на землю, хоть и немецкую, но плотно заселенную людьми, в том числе и повсюду высыпавшими под открытое небо. И как же они, падая с огромной скоростью, почти с такой, с которой вылетели из стволов, минуют и тех, кто их запускает вверх, и вообще любых, в том числе и мирных немцев?
Конечно, не хотелось бы, чтобы от этого фейерверка в эту ПЕРВУЮ БЕССОННУЮ НОЧЬ МИРА кто-нибудь погиб на закончившейся уже наконец войне и даже на земле, которая еще вчера была «проклятой Германией». Наверное, все наши боевые друзья встретили этот день, вздохнув полной грудью пропитанный гарью воздух свободы. Мы и такие же счастливчики были теми дошедшими до главной цели живыми и невредимыми, теми, кто «освистанные смертным ветром, километр за километром к своей заветной цели шли».
Через много-много лет, перед 65-й годовщиной Победы, в газете «Пограничник», выходящей в Санкт-Петербурге, я прочел уж очень подходящие и к тем уже далеким годам, и к нынешнему времени стихи Феликса Лаубе «В наших сердцах Победа»:
Была весна, была шальная ночь, Война, устав вершить лихие беды, В смертельных муках родила нам дочь, И эту дочь назвали мы ПОБЕДОЙ! Пусть много лет и много зим пройдет, Века сотрут события и даты… Но не забудет никогда народ Победу нашу в давнем сорок пятом.
А тогда, в том давнем и очень памятном сорок пятом, ближе к рассвету ПЕРВОГО ДНЯ МИРА, растратив почти все запасы патронов и ракет, мы стали постепенно собираться к штабу. Комбат Батурин и замполит поздравили всех с окончанием войны, и комбат объявил, что в 12 часов дня по московскому времени на местном стадионе будет торжественный обед в честь Победы для всего батальона. Приказано было даже устроить стол и для «временных солдат», вчерашних и, конечно, завтрашних офицеров. Все как-то внезапно помолодели, а наш доктор Степан Петрович Бузун по случаю Победы даже сбрил свою старомодную бородку и, ко всеобщему удивлению, оказался совсем еще не старым, но многими практически неузнаваемым капитаном.
