Но и на следующий год я не осмелился написать РэймондуГалланту.
Подхватив Бьянку, я улетал в далекие города, где поспешно инеуклюже отыскивал преступников. Поскольку подобные существа часто сбиваются встаи, мы устраивали пиры, наедаясь до отвала; а потом я забирал упокойников необходимую одежду и золото. И мы успевали до рассвета вернуться всвятилище.
Вспоминая тот период, мне кажется, что таким образом мыпрожили по крайней мере лет десять. Но время – странная вещь, я не могу знатьнаверняка.
Но точно помню, что между нами с Бьянкой установиласьсильнейшая связь, казавшаяся абсолютно нерушимой. По прошествии лет онапревратилась в не менее надежного товарища по молчанию, чем по разговорам.
Мы стали единым целым, не спорили, не спрашивали совета.
Гордая и безжалостная охотница, верная величию Тех, КогоСледует Оберегать, она всегда пользовалась возможностью выпить крови несколькихжертв за ночь. Казалось, ее тело способно поглотить нескончаемый поток крови.Она стремилась обрести могущество как за счет меня, так и за счет злодеев,которых убивала с праведной холодностью.
Плывя по ветру в моих объятиях, она бесстрашно обращала взорк звездам. И часто легко и непринужденно рассказывала о смертной жизни воФлоренции, о своей юности, о том, как она любила братьев, буквальнопоклонявшихся Лоренцо Великолепному. Да, она не раз встречала моеговозлюбленного Боттичелли и описывала картины, которых я не видел. Иногда онапела мне песни собственного сочинения. Она с грустью вспоминала смерть братьеви тот день, когда она оказалась во власти своей родни.
Я любил слушать ее не меньше, чем говорить сам. Наши беседытекли так живо, что я до сих пор удивляюсь.
И хотя под утро, бывало, она расчесывала прелестные волосы ивплетала в них жемчужные нити, она никогда не жаловалась на жизнь и носилатуники и плащи убитых нами мужчин.
Периодически, тайно проскальзывая за спины Тех, Кого СледуетОберегать, она вынимала из драгоценного свертка великолепное шелковое платье ис удовольствием принаряжалась, чтобы лечь спать рядом со мной, а я осыпал еежаркими комплиментами и поцелуями.
С Пандорой я не знал такого покоя. И не ведал счастьясердечной простоты.
Но только к Пандоре обращены были все мои мысли – к Пандоре,путешествующей в северных землях, к Пандоре со спутником-азиатом.
И вот наступил вечер, когда после яростной охоты, вконецобессилев, Бьянка попросила вернуться в святилище пораньше. В моем распоряженииоказались три часа драгоценного времени.
Я также располагал новым притоком силы, который невольноскрыл от нее.
И я направился в удаленный альпийский монастырь, сильнопострадавший от явления, известного историкам как протестантская Реформация. Язнал, что найду здесь перепуганных монахов, которые согласятся взять золото ипомогут переслать письмо в Англию.
Первым делом я вошел в пустую часовню, где собрал все целыевосковые свечи, чтобы пополнить запас святилища, и сложил их в припасенныйзаранее мешок.
Потом я пошел в скрипторий, где сидел старый монах, быстрописавший какие-то тексты при свете одной-единственной свечи.
Почувствовав мое присутствие, он поднял глаза.
– Да, – быстро отозвался я на его родном германскомнаречии, – я необычный человек и выбрал необычный способ прийти к вам, ноповерьте, у меня добрые намерения.
Седовласый, с выбритой тонзурой, он сидел и мерз в пустомскриптории, и коричневая ряса не спасала от холода. Он глядел на меня споистине бесстрашным выражением лица.
Но я напомнил себе, что выглядел как нельзя болеепо-человечески. Моя кожа была черна, как у мавра, а поношенную серую одежду япозаимствовал у очередного обреченного.
Он не сводил с меня глаз и явно не собирался подниматьтревогу. Я вспомнил старый фокус и положил перед ним кошель золота,предназначенного для нужд обедневшего монастыря.
– Мне необходимо написать письмо, – сказал я, – иубедиться, что оно дошло до адресата. Письмо в Англию.
– Католикам? – спросил он, приподняв густые седыеброви.
– Наверное, – пожал я плечами. Естественно, я несобирался объяснять ему, что Таламаска – светская организация.
– Тогда не стоит писать, – сказал он. – Англия ужене католическая страна.
– О чем вы говорите? – удивился я. – Не могла жеРеформация проникнуть в такую страну, как Англия.
Он рассмеялся.
– Нет, дело не в Реформации, – объяснил он. – Делов тщеславии короля, который собрался разводиться с женой, испанкой икатоличкой, и объявил, что Папа не властен принимать за него решения.
Я так расстроился, что сел на ближайшую скамью, хотя мне непредлагали садиться.
– Кто вы? – спросил старый монах. Он отложил перо ипоглядел на меня задумчивыми глазами.
– Не имеет значения, – устало ответил я. –Думаете, нет надежды, что посланное отсюда письмо попадет в замок Лорвич вВосточной Англии?
– Даже не знаю, – сказал монах. – Вполне возможно,что попадет. Кто-то поддерживает короля Генриха Восьмого, кто-то восстал противнего. Но по большому счету он стирает с лица земли английские монастыри.Поэтому, если вы напишете от меня письмо, оно не попадет в монастырь, разве чтопрямо в замок. Как нам это устроить? Нужно подумать. Всегда можно попробовать.
– Да, пожалуйста, давайте попробуем.
– Но для начала скажите, кто вы, – повторил он. –Я не стану писать писем, не получив ответа. И я хочу знать, почему вы украливсе целые свечи в часовне, оставив только оплывшие.
– Откуда вы знаете? – спросил я в невероятном волнении.Я-то считал, что крался тихо как мышь.
– Я не обычный человек, – сказал он. – Я слышу ивижу то, что не дано другим людям. Я знаю, что вы не человек. Тогда кто вы?
– Не могу объяснить, – ответил я. – Скажите, каквы сами думаете, кто я такой. Скажите, видите ли вы в моем сердце истинное зло.Скажите, что вы видите.
Он долго взирал на меня. Его глаза были ярко-серого цвета,и, глядя на пожилое лицо, я легко мог представить, каким оно было в молодости –довольно решительным, хотя сейчас, страдая от людских недугов, он обрел великуюсилу характера.
В конце концов он отвернулся и поглядел на свечу, словнозакончив осмотр.
– Я читаю необычные книги, – сказал он приглушенным, нозвучным голосом. – Я изучал тексты, поступившие из Италии, – тексты,относящиеся к магии, к астрологии и другим темам, которые часто считаютзапретными.
