* * *
Они стояли в окружении своей маленькой семьи — Кэт, Гильома и Авраама Санчеса, — но Алехандро видел одну лишь Филомену. И едва ли слышал слова таинства, которые Ги де Шальяк читал по лежащей перед ним книге христианских обрядов. Кэт и Гильом, расплывшись в широких улыбках, были свидетелями на свадьбе.
Тут же, вытирая глаза, стояли слуги и служанки — ведь это было такое счастливое событие, и они испытывали самые добрые чувства к мужчине и женщине, чей союз скрепил сам хозяин дома. Когда церемония закончилась, все разразились приветственными криками и поздравлениями.
И хотя эта была пустая формальность, счастливая пара, сопровождаемая градом добрых пожеланий, отправилась в свою спальню, чтобы впервые провести вместе ночь как муж и жена.
* * *
Роды Филомены начались декабрьским днем, когда солнце только-только начало клониться к западу. Вопреки увещеваниям мужа она отказывалась сидеть взаперти задолго до начала родов — как делают другие женщины. Однако этим утром Филомену охватило странное возбуждение, и, даже зная, что ее время приближается, она не могла объяснить себе охватившего ее ощущения беспокойства. В середине дня отошли воды, и она послала Кэт за Алехандро, работавшим вместе с де Шальяком над рукописью.
Боли начались спустя два часа после захода солнца, когда в доме почти все уже спали. Всю холодную, долгую ночь Филомена изо всех сил боролась с болью и тужилась; Кэт не отходила от нее, Алехандро нервно расхаживал за дверью.
Однако ребенок так и не появился на свет.
* * *
В какой-то момент измученная Филомена ненадолго забылась сном. Алехандро спросил де Шальяка, бодрствующего вместе с ним:
— Вам не кажется странным, коллега, что вы и я — оба лекари — снова ожидаем за дверью комнаты, где стонет и мучается женщина?
Не успел де Шальяк согласиться с ним, как стоны возобновились.
— Как давно отошли воды? Похоже, с тех пор прошла целая вечность.
— Больше двенадцати часов назад, — ответил де Шальяк.
Алехандро стыдливо повесил голову.
— Мы причиняем вам столько хлопот! Мне искренне жаль, если это как-то скажется на ваших отношениях с Авиньоном…
— Выбросьте из головы эти мысли, — ответил де Шальяк. — Даже если и так — в чем я сомневаюсь, — потеря невелика. Этот Папа совсем не тот человек, каким был Клемент. От Клемента, да покоится он в мире, было гораздо больше проку. Ох, он имел склонность шутить и, Бог не даст соврать, проявлял неравнодушие к мирским удовольствиям, но в остальном был человеком по-настоящему набожным и заботился о своей пастве. Этот же сидит у себя в апартаментах и считает Божьи деньги, что, по моему искреннему убеждению, самого Бога волнует мало.
— Наверно, для того он и создал человека по своему образу и подобию — чтобы считать его деньги.
Де Шальяк улыбнулся.
— Оригинальная точка зрения, коллега.
Из-за двери донесся долгий, страдальческий стон.
— Не могу больше выносить ее мучений, — сказал Алехандро, когда очередная схватка закончилась. — Неужели нельзя ничего дать ей?
— В моей аптечке ничего такого нет.
* * *
Час спустя, когда обессиленная Филомена лежала в собственном поту, к ним вышла бледная, расстроенная Кэт.
— Что бы я ни делала, ребенок не выходит. Мне не хватает опыта… Нам нужна акушерка, которая приняла не одни роды и знает, как поступать в таком случае. Пошлите Матильду… Она сообразит, кого позвать.
Де Шальяк кинулся к своей престарелой служанке и отослал ее с поручением.
Меньше чем через час прибыла акушерка. Ее сопровождал крепкий парень, с трудом втащивший по узкой лестнице прочное, тяжелое родильное кресло. Стоя вместе с де Шальяком у двери комнаты роженицы, Алехандро смотрел, как по коридору уверенно приближается дородная женщина. Около двери она откинула шаль, полностью обнажив лицо.
Алехандро удивленно открыл рот. Она посмотрела ему в глаза, и он увидел на ее лице то же выражение узнавания.
Однако акушерка оказалась сдержаннее его и никак не проявила своего удивления, просто сказала:
— Вот мы и встретились снова, лекарь. Кому мне придется помогать на этот раз? Опять твоей дочери?
— Нет. Моей жене.
— Ах! Матильда говорит, что схватки у нее начались еще вчера и продолжаются большую часть сегодняшнего дня. Это правда?
— Да. Но за ней очень хорошо ухаживали, ведь моя дочь…
— Нужно было раньше позвать меня, — прервала его акушерка. — Ладно, будем надеяться, что все обойдется.
Мрачные и встревоженные, Алехандро и де Шальяк спустились в библиотеку. Де Шальяк приказал принести вина, и они выпили, чтобы притупить потрясение от того, что только что произошло наверху.
— Как это мы не учли возможность того, что сюда явится кто-нибудь из челяди Лайонела! — воскликнул де Шальяк. — Что за глупость!
— Тогда она была для нас просто служанкой Элизабет, имеющей навыки в том, как принимать роды. Вовсе не акушеркой! Теперь, когда Лайонел уехал, она, возможно, продолжает заниматься своим ремеслом самостоятельно. И при родах у Кэт она все сделала хорошо. Тем не менее… — Алехандро одним долгим глотком осушил стакан. — Нельзя выпускать ее из дома, пока мы сами не подготовимся к отъезду.
— Но это безумие — отправиться в путь с новорожденным младенцем и женой, еще слабой после родов…
— Я готов на все, лишь бы защитить свою семью, — решительно заявил Алехандро.
— Мы не можем запереть ее здесь. Она свободная женщина, и, конечно, ее вскоре хватятся!
— Разве я не был свободным человеком, когда вы держали меня здесь? И разве Кэт не была свободной женщиной, когда Лайонел и Элизабет отняли ее у меня?
На мгновение горечь этого высказывания повисла в воздухе.
— Если мы не сможем задержать ее, — сказал де Шальяк, — остается подкуп. Нужно заплатить этой женщине за молчание.
— И сколько продлится ее молчание? Такие, как она, не могут не трезвонить всем и каждому о своих успехах — вспомните хотя бы, как она вела себя, когда родился Гильом: хвастливая, громогласная…
— Она простолюдинка. Мешок золота надолго заткнет ей рот.
Алехандро, казалось, эти доводы не очень-то убедили.
— Ну, будем надеяться.
* * *
В голосе Филомены отчетливо слышалось отчаяние.
— Я вымоталась и больше ни на что не способна.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Алехандро.
— Разрежь мне живот и достань оттуда ребенка, как я когда-то сделала с той бедной женщиной.
— Нет! — воскликнул Алехандро. — Ни за что.
