оказались эмигранты из Молдавии, знавшие меня по кишинёвскому театру. Прыжки на батуте были награждены аплодисментами.
Мне было интересно увидеть кибуц (род коммуны). Тот, в который нас привезли славные люди Аврош и Римма, имел свою обойную фабрику, коровник, птицеферму, магазины, гигантскую кухню, столовую, где на всех жителей готовили завтраки, обеды и ужины. Свой детский сад, школа, дом престарелых. Показывал нам всё председатель кибуца – отец семерых сыновей (восьмой был приёмный).
– Окупает себя коммуна? – спросила я.
Председатель честно ответил:
– Нет.
– Как же вы справляетесь?
– Правительство дотирует.
На территории кибуца стояло несколько вагончиков-общежитий для молодых людей из других стран. Они приезжали сюда изучать незнакомый социальный опыт.
Все мои друзья по Северу, по Петербургу в Израиле жили более чем скромно. Дороговизна транспорта лимитировала поездки в другие города. И времени было в обрез. Кое-кто из друзей приезжал в дом Киры и Юрия Абрамовича. Кого-то навестили мы с Кирой. Побывали в старинном городе Акко в семье школьного друга, Давида. Самого Давида давно уже не было в живых. Его прелестная жена Лиза подвела меня к окну комнаты, откуда был виден берег Средиземного моря: «Когда тоскую по Питеру, стою на этом месте, смотрю в даль далёкую». Я обрадовалась признанию её дочери: «Вы себе не представляете, как интересно с мамой. Я раньше не догадывалась, что она так много знает, так может всё понять и объяснить». С бывшим моим одноклассником Борей Магаршаком, приехавшим из Штатов, мы встретились в Израиле случайно. И тоже наговорились всласть, на всю жизнь.
Работали эмигранты в большинстве своём не по специальности. Кто-то жил в одном городе, а на работу ездил в неблизкий другой. Но творческий вклад, результаты труда приехавших ощутимо меняли страну. Ортодоксальный иудаизм не жаловал полуверующих. Неверующих эмигрантов из СССР отвергал вообще. Мир между ними даже не намечался. При этом удивляла готовность, с какой юноши и девушки шли на службу в израильскую армию. Удивляло отношение властей и граждан к своим военнослужащим. Политическая и военная ситуация никогда не бывала спокойной и мирной. Драматизм ощущался во всём, но общее настроение сводилось к одному: «Всё равно жизнь прекрасна».
По русскому радио «Рэ́ка» шли содержательные, умные передачи. Иногда не хотелось уходить из дома, не дослушав выступлений специалистов и комментаторов. Я тогда ещё не знала, что передачу «Прогулки фраеров» с умными, высокого вкуса поэтическими композициями здесь будут вести талантливые Люда и Игорь Мушкатины.
«Разве в Израиле как-то проявлял себя быт?» – пыталась я вспомнить позже, вернувшись домой. Да, разумеется. Поздним вечером мы однажды попали на рынок в Хайфе. Невероятное количество и разнообразие свежей рыбы. Названий не счесть. По желанию покупателей её тут же чистили и разделывали. Невиданное изобилие овощей и фруктов…
И вот ещё особый бытовой экспонат: старое, с порванными пружинами кресло. Дети Киры только-только приобрели в кредит небольшой одноэтажный дом с участком в долине под Афулой. Кресло они притащили с помойки и поставили на границе с соседним участком, шагах в шестидесяти от дома.
Был поздний вечер. Канун отъезда. Все сидели за ужином. Меня притягивала дверь, выходившая прямо в долину. Почти впотьмах я выбралась наружу, нашла кресло и опустилась в него. Голая, никем ещё не обработанная земля долины. На холмах электрическими огнями перемигивались города Назарет и Афула. Только гора Фавор с часовней на её вершине оставалась погружённой во тьму, хотя я была уверена, что кто-то там в отшельничестве непременно зажигает свечу в часовне. Небо тяжелили низкие, внушительные звёзды. Ошеломляющая живость инобытия. Я ощутила себя на оси Земли, в самой сердцевине Вселенной. Неизмеримость пространства вбирала в себя и укачивала.
Я догадывалась, что Кира не позволяет звать меня из долины в дом: «Не надо. Не трогайте её. Ей сейчас хорошо». Загадка этого «хорошо» была заземлена в прочности наших отношений, в моей уверенности в ней как в человеке, который никогда, ни в чём не подведёт. Не склонная к велеречивости, Кира бралась за неодолимо трудные дела и успокаивалась только тогда, когда их завершала. Она добилась посмертной публикации воспоминаний Хеллы в изданной С. С. Виленским книге «Доднесь тяготеет». В этот же сборник по её инициативе были включены воспоминания Хавы Волович, Миры Гальперн и глава из моего «Сапожка». Ещё не так давно прекрасное лицо Киры можно было видеть на кадрах наших кинолент в скорбном потоке тех, кто провожал в последний путь А. Д. Сахарова. Программист по профессии, друг в тысячах проявлений, участница гражданских акций в Союзе, теперь она воспитывала внуков и растила цветы и деревья на голой земле Израиля. Всё это она, Кира, внёсшая в мою жизнь последних лет заботу, теплоту и опеку. Как рассказывают недавно побывавшие у неё знакомые, деревья, посаженные в 1994 году, сравнялись теперь с антенной на крыше дома. На них поспевают лимоны, апельсины, гранаты.
А внуки? Важно не то, где они растут, важно – какими. Одному из Кириных внуков иврит давался непросто. Учительница мальчика не жаловала. Во время урока ему понадобилось выйти в туалет. Он поднял руку, спросил: «Можно выйти?» Недовольная учительница ответила: «Нельзя!» Немного подумав, ребёнок поднялся и пошёл к дверям класса. На окрик учительницы: «Я сказала: нельзя!» – мальчик остановился, повернулся к ней и спокойно дал ей на иврите совет: «Возлюби ближнего своего, как самого себя».
Те, с кем не удалось повидаться, приехали проводить меня в аэропорт. Воспоминания. Слёзы. В стороне ожидала младшая сестра Раи – Саша (я позвонила ей в Израиле). Кто бы мог представить, глядя со стороны на двух обнявшихся женщин, каким мучительно трудным чувством они были связаны?
Трудно сказать, почему ощущение от поездки на землю Израиля остаётся таким щемящим. Я увидела, как эту землю раскапывают, как раскрывают её прошлое. Видела, с какой тщательностью и отдачей, как разумно и грамотно обустраивают эту землю во имя сегодняшнего дня, в надежде на день будущий.
Благодарность за годы удивительной дружбы, за счастье побывать на земле Израиля я адресую бесценной Кире и её семье.
Глава двадцать первая
После того как председатель общества «Мемориал» города Ухты Аркадий Ильич Галкин закупил и увез в Республику Коми целую партию «Сапожка», из многих северных городов стали приходить письма с описанием схожих судеб и откликами на книгу. А ещё какое-то время спустя из Ухты, Печоры, Княжпогоста, Котласа и других городов последовали приглашения приехать для встреч с читателями. Настойчивее других звали из Финно-угорского центра Сыктывкара:
– Приезжайте. Очень ждём. Оплатим дорогу, оплатим проживание в гостинице…
Не умолкал и
