Моника Донован, Лэнс и Софи Вэлдон. Подруги на время учёбы в университете: сёстры Ирэн и Вэнди Хаджес.
ЧЛЕНЫ СЕМЬИ:
Джереми Норвуд (отец);
Мария Норвуд (урождённая Кортес) (мать);
Дилан Норвуд (старший брат).
После замужества:
Вистан Харкнесс (свёкор);
Натали Харкнесс (мертва) (свекровь);
Камилла Харкнесс (золовка);
Гай Харкнесс (муж);
Тео Харкнесс (считается мёртвым) (деверь)
Я отвожу взгляд. Дальше информации больше, но мне страшно представить, насколько хорошо обо мне знает эта семейка, поэтому сил читать дальше у меня не находится.
— Как мне поверить в то, что ты говоришь правду? — спрашиваю я.
— Твой отец сказал, что передал кулон. Он должен быть сейчас у тебя, насколько Джереми рассчитывал.
Я машинально тянусь рукой к своей шее и действительно нащупываю свой кулон, который Гай отдал мне. Медленно опускаю пистолет.
— И зачем тебе на это идти? — хмурюсь я в недоверии. — Ты же терпеть меня не можешь. С чего бы тебе помогать спасать мне жизнь, рискуя своей, ведь ты – член Могильных карт, а то, что ты сейчас делаешь считается предательством. Не думаю, что это только ради денег. Тебе и так достаточно платят внутри мафии.
— Я не обязан перед тобой отчитываться, — бросает Уэйн в ответ.
Я снова поднимаю пистолет.
— Нет уж, ты отчитаешься передо мной, если не хочешь, чтобы я тебя тут же и убила.
Он переводит безразличный взгляд на дуло пистолета, потом на меня.
— Думаешь, я боюсь смерти? — спрашивает он. — Я жажду её с самого первого дня, когда появился в рядах обладателей чёрной карты.
— И что тебе помешало просто убить себя?
— Я хотел заботиться об одном человеке.
Понятия не имею, о ком он может говорить, а потом начинаю прокручивать в голове множество мыслей одновременно.
— У тебя есть возлюбленная среди Могильных карт? Или среди работающих в поместье Харкнессов девушек?
Уэйн горько усмехается, почти насмешливо повторяя:
— Девушек...
— Я угадала?
— Нет. Ты совсем не угадала. И не угадаешь, потому что я тебе не скажу.
Уэйн направляется к столу, захлопывает моё досье и берёт папку в руки. Я продолжаю следить за каждым его движением, пока сердце гулко стучит в ушах.
— И что будет после того, как ты позаботишься об этом человеке? — спрашиваю я, не терпя всё-таки услышать, что это за человек.
— Я исчезну, потому что никогда не получу взаимности. Но и ты должна исчезнуть, чтобы не портить этому человеку жизнь ещё больше.
Догадка, которая меня тут же посещает после его слов, сравнима с громом и ударившей землю молнией. Я распахиваю рот, пытаясь подобрать подходящие фразы, которые крутятся у меня в голове как карусель.
— Ты... — начинаю я, запинаясь. — Ты влюблён в...
— Молчи, — злобно цедит Уэйн. — Молчи, если не хочешь того, чтобы я развернулся, послал нахрен и тебя, и твоего отца.
И я и впрямь замолкаю, потому что говорить мне больше ничего и не надо. По крайней мере, ничего из того, что затронуло бы его тайное признание, хотя признанием его и не назовёшь. Но я уверена в своих догадках, а его злобное: «Молчи» ясно даёт понять: я права.
— Я должна попросить у отца кое-что через тебя, — говорю я, набравшись духа отмести в сторону выясненную только что информацию. — У меня у самой есть план сбежать отсюда, но с куда большими плюсами, чем если я сделаю это сейчас. Папе ничего не надо делать. У меня всё под контролем.
— Хочешь, чтобы я передал ему это?
— Да. Просто скажи тоже, что и я. Слово-в-слово. Пусть он не переживает. Совсем скоро я к ним вернусь.
— Ты уверена в том, что собираешься делать?
Я вздыхаю:
— Да. На все сто процентов.
Уэйн кивает, откладывая папку с моим досье обратно на стол, потом поднимает голову.
— В четверг меня уже не будет, так что если я могу ещё чем-то услужить тебе...
— Ты уезжаешь?
— Нет. Я исчезну. Совсем.
В комнате повисает молчание, потому что мне кажется, именно это и нужно сейчас. Отговаривать смысла нет, да и желания тоже. Может быть, он и заслуживает умереть, а может это я просто слишком бесчувственна, чтобы сказать что-то утешительное.
— Понятно, — произношу я тихо.
— Да, — холодно выдаёт Уэйн. — Я могу заехать ещё и завтра и послезавтра, но затем ты меня больше не увидишь. Так что если тебе нужна будет ещё какая-то помощь, подумай. Даю тебе всего два дня.
Он вдруг хватает ручку со стола, притягивает мою руку, отодвигая рукав свитера, и выводит на моей коже номер телефона.
— Можешь позвонить мне сюда. Но не больше двух раз, иначе нас засекут. Сразу сотрёшь номер, как только он тебе больше не понадобится.
— Хорошо, — отвечаю я, закрывая рукавом номер. — Спасибо.
Уэйн презрительно морщит нос и движется к двери. Я успеваю понять, что его помощь навряд ли мне ещё понадобится, а потом он выходит из архивной.
* * *
Я с лёгкостью выясняю о том, что Зайд когда-то работал с бумагами Могильных карт. Я не нашла в архивах ничего более дельного, лишь какие-то намёки на то, что где-то есть нечто более полезное. Поэтому ближе к обеду я направляюсь к нему, найдя место его жительства через информацию, которую вычитала в его досье.
Как оказалось, квартира Зайда Парсы находится достаточно далеко от всех известных мне уже точек города. Я без проблем передаю адрес водителю и оказываюсь возле шестиэтажного жилого дома уже спустя сорок минут. Поднимаюсь по лестничной клетке, слышу, как в чьей-то квартире что-то готовится, потому что аромат витает по всему подъезду. Оказавшись возле нужной мне двери, я уверенно стучусь.
По ту сторону слышна лишь грохочущая музыка, поэтому я стучусь в два раза сильнее и настойчивее, раздражаясь с каждой секундой всё больше и больше. У меня совсем нет времени и терпения тратить его понапрасну.
Наконец музыка становится тише, а сам Зайд открывает мне дверь уже спустя несколько секунд. Он стоит в одних чёрных боксёрах, и я впервые вижу его голые накаченные ноги, торс с кубиками и сильные плечи. А ещё множество ползущих по телу татуировок. Их действительно очень много. Одежда большинство из них скрывает.
— Лина? — удивляется он, потом оглядывается по сторонам. — Еб_ть, как ты нашла мой дом?
—
