не знаем, как пройти сквозь всех этих людей и чудовищ.
— Пройдем, — ответил он с уверенностью, которую не ощущал сам. — Еще несколько дней есть, я найду способ.
«Если только не свалюсь с приступом в самый неподходящий момент», — подумал он, морщась.
— А если вы по пути снова упадете с приступом? — повторила его мысли принцесса, с отчаянием глядя на него. Она была слегка чумазой: накануне опять не встретилось ни одного родника, и путники пили уже опостылевший папоротниковый сок.
— Тогда поверните меня набок и, богов ради, не пытайтесь больше разжимать зубы, это антинаучно и бесполезно, — Макс открыл сумку.
— Вы же понимаете, о чем я, — сказала она тихо. — Не делайте вид, что не понимаете. Если вы упадете во время боя? Или прямо перед лорхом?
— Лорх, безусловно, обрадуется, — пробурчал Тротт, доставая из сумки холстину. Расстелил ее на «полу» и выложил поверх собранные вчера по пути сладковатые сердцевинки папоротниковых побегов и мешочек с сухарями.
— Профессор! — грозно проговорила пятая Рудлог. Он нехотя поднял на нее глаза, встал. Принцесса сердито и часто моргала.
— Я не знаю, как вас утешить, — признался он тяжело. — Вы правы: я сейчас не самый надежный защитник. Имеете право бояться.
— Да при чем тут я! — крикнула она зло, вскакивая, и тут же спохватилась, огляделась, словно могла видеть сквозь ствол. Они помолчали, прислушиваясь — вокруг было тихо, только ветер, усиливаясь, гудел в расщелине ствола, и половинки дрожали метрах в полутора над их головами. — При чем тут я? — повторила она шепотом, сжимая кулаки. — Боги, неужели вы не понимаете, что я не хочу, не могу думать, что вы умрете? Вы, невозможный, упрямый, невыносимый человек!
Она еще что-то кричала ему шепотом, а Макс смотрел на нее — разозленную, раскрасневшуюся, с дрожащими губами, с опаской, надеждой, вызовом в глазах, и чувствовал, как накрывает его, и приказывал себе оставаться на месте. Потому что стоило позволить себе даже качнуться к ней — и он бы подхватил ее, и вжал бы в стенку ствола, и смял бы губы, и целовал до тех пор, пока она не забыла бы и про страх, и про возможную боль, и про долг, и хотела бы только его, а не его спасения и выживания.
«Маленькая девочка, — напомнил он себе. С каждым разом это давалось все труднее. — Принцесса. Дочь Михея».
— Вам всего-то нужно… ну вы же можете сделать это приятно! — в отчаянии шипела Алина. — Я ведь знаю… помню… мне было приятно, когда я не боялась. Да черт с ним, пусть оно будет неприятно! Лишь бы вы жили!
— Вы знаете слово «черт»? — сипло, с должной долей иронии поинтересовался инляндец, и все-таки сумел отвернуться, и отошел подальше, поднося ко рту флягу — чтобы хоть чем-то занять руки и промочить сухое горло.
Она не ответила. И молчала так долго, что он повернулся обратно. Принцесса смотрела на него с болью.
— Как вы можете высмеивать мой страх за вас? — сказала она устало. — Вы, человек, с которым мы столько пережили? Ближе которого у меня никогда никого не было?
Макс не посмел иронизировать и над этим.
— Простите, Алина, — ответил он тяжело, прикрепляя на пояс флягу.
— Мы с вами так похожи, — продолжила она печально и нежно. — Правда же? Оба невыносимые упрямцы.
Макс усмехнулся. Заставил себя подойти к ней, протянул руку — и пятая Рудлог неуверенно вложила в его ладонь свои пальцы, послушно приблизилась, позволила обнять и чуть отстранилась, чтобы видеть его.
— Простите, — повторил он, глядя на ее мягкие губы, внимательные грустные глаза и трепещущие от достающего сюда ветра вихры светлых волос. — У меня тоже не было никого… никогда так не было…
Она первой отвела взгляд. Вздохнула, прижимаясь щекой к его груди.
— Разве ради этого вы не хотите выжить? — спросила вдруг совсем по-взрослому, словно разом перемахнула лет через двадцать.
— Хочу, — проговорил он, чувствуя, как тепло, мягко, непривычно расслабленно становится на душе. — Но еще больше я хочу сберечь вас, Алина.
Она вскинулась и только хотела что-то сказать, как слух его уловил в шуме ветра изменения. И Макс закрыл ей рот ладонью и неслышно, почти одними губами предупредил:
— Тссс. Мы не одни. И ветер в их сторону. Могут учуять.
Алина с ужасом подняла голову, наконец-то заметив, как усилился ветер.
— Не успеем улететь? — прошептала она.
Макс покачал головой и замер, прислушиваясь.
Человеческие голоса и верещание инсектоидов стали слышны сквозь вой и свист ветра через несколько секунд. Алина испуганно прижималась к стенке ствола, почти не дыша, Макс, стоя посреди, смотрел в сторону, откуда приближались враги. И слушал.
Он потом подумает, что опять расслабился и позволил себе потерять бдительность. Не сейчас.
Верещание стало громче, один из инсектоидов взвизгнул поблизости.
— Если начнется, — проговорил Тротт едва слышно, — вы бросаете меня и улетаете. Поднимаетесь как можно выше, чтобы избежать стрел: раньяров я не слышу, но все равно смотрите по сторонам. А затем летите вперед, чтобы восходящее солнце оставалось слева. Вам нужен такой же папоротник, как тот, в котором мы прятались от охонгов перед землями дар-тени. Помните? Винтовой, с запахом лаврового листа и алоэ — я видел такой шагах в двустах отсюда, когда осматривал вечером окрестности. Спрячетесь в нем.
Она не стала спорить, лишь задышала тяжело и кивнула.
Визг раздавался теперь, казалось, со всех сторон, как и окрики наемников. Ветер доносил лишь обрывки, но Макс успел разобрать некоторые фразы:
— Падаль учуяли, что ли?
— Или самка тут пробегала?
— Да иди ты смирно, тварь!
Глаза Алины были огромными, сама она казалась бледной как полотно. Он слушал, поворачиваясь на пятках вслед за проходящими мимо, ветер усиливался, охонги начинали беситься….
— Да что с ними? Ведут себя так, будто… — услышал он, выругался, призывая Дезеиды, и тут тонкий ствол с нескольких сторон взрезали острые лапы-лезвия. Алинка взвизгнула, отскочила к Тротту.
— Прочь! — рявкнул он, и она взмыла вверх, мгновенно скрывшись из виду. И он в следующее мгновение ударил крыльями по воздуху и вылетел из расщелины ствола.
В глаза било солнце, от ураганного ветра на миг загудело в голове. Макс повернулся, накрывая себя щитом, мазнул взглядом по противникам — не меньше двух десятков охонгов с всадниками, которые пришли в себя и с руганью щелкали арбалетами, заряжая их, — и по Алине, которая мгновенно поднялась очень высоко, и теперь ее крылатая фигурка скрывалась далеко над деревьями. За ней тем не менее рвануло пятеро нейров, и Макс понесся следом — чтобы остановить их, чтобы не оставлять ее в